Шерловая искра
Шрифт:
Злость, непонимание, неверие, снова гнев и опять недоумение — я бы сказала, Нини буквально захлёбывалась в пучине противоречивых, но очень выразительных и ярких эмоций.
– Ну вот. Шок — это по-нашему. — я удовлетворённо отметила растерянность и бешенство оппонентки. — Главное только не переборщить с терапией. Провокация и так задалась на славу. Посмотрим, каков будет ответ Чемберлену.
И снова серьёзных репрессий не последовало! Никто не отобрал у меня тарелку, не стукнул по рукам или что-то ещё в этом роде. Значит что?
Я уж почти подумала, что от новых, незнакомых впечатлений Нини совсем позабыла, что умеет ругаться и орать, но она всё-таки вспомнила. Оправдала, так сказать, репутацию.
— Тиннариэль! — злобно провожая взглядом кусок за куском, которые я методично отправляла в рот, угрожающе заговорила она, — Ты стала совершенно невозможной дрянью, и сегодня окончательно убедила меня в том, что это неисправимо. Такой отвратительный характер недопустим для девицы. Тем более в твоём положении. Волю взяла? Ничего, ещё год я тебя потерплю, а там… монастырь окоротит.
12
Вот это вот про монастырь она так уверенно сказала, что сразу как-то не по себе стало.
Не заставляя себя долго мучиться догадками, я сразу после фееричного обеда побежала прояснять сей вопрос у моих помощниц. Флита как раз наводила чистоту в моей комнате. Наводить, кстати, было особо нечего, у меня тут и так держался крепкий порядок. Скорее всего тётка просто ждала меня, чтобы узнать, как прошла встреча с мачехой. Они с дочкой и так всегда искренне переживали за Тину, а в последнее время наши отношения стали ещё теплее и доверительнее.
Получить ответ на волнующий вопрос труда не составило. Я просто «наябедничала» помощнице (так ведь и не поворачивается язык назвать её служанкой), что Нини угрожает сослать меня в монастырь, и где-то между «охами» доброй женщины и «я знала, что добром это не кончится» удалось прояснить массу интересного.
По закону жанра, новостей было две — плохая и хорошая. Из плохого — маман действительно может получить право выдворить меня из дома в богадельню для несостоявшихся невест.
Это у них тут закон такой чудесный имеется: если жених в течение двух лет с назначенного срока так и не объявится, а помолвка не будет расторгнута официальным путём — либо обоюдным решением двух сторон, либо по причине безвременной кончины кандидата в мужья, обручённую, но брошенную девицу можно сплавить замаливать свою, так сказать, неудачливость. А что, мол, с ней ещё делать? Кому другому замуж не отдать, по документам барышню «застолбили».
В моём случае, расторгать помолвку никто, почему-то, не бежал. Ладно родной отец умер, а второй-то, который папа Ронана чего ждёт? Вот и выходит, что варианта два — либо до пенсии ждать, пока коварный обманщик помрёт (чего мачеха ни за что на свете не потерпит), либо Ниниэль на законном основании отправит меня в монастырь для непорочных брошенок.
Из двух отмерянных лет один уже прошёл, остался ещё один — это из хорошего. Утешение, конечно, так себе. Рассчитывать, что за это время с крепкой здоровьем маман приключится внезапное несчастье и она покинет этот мир не приходится. А по-другому она меня в покое не оставит. Но фора для того, чтобы поискать выход
– Глупость несусветная! — я раздражённо расхаживала по комнате. — Ну почему бы просто не считать договор потерявшим силу?! Так нет же, одну подписанную бумажку аннулировать может только смерть или другая бумажка.
А потом подряд начали происходить сразу несколько удивительных событий.
В первую очередь нашёлся совершенно незатейливый способ попасть в библиотеку. Я о нём не знала только потому, что не являлась настоящей Тиной. Зато у меня была Флита, которая кроме моей комнаты убирала ещё и пустующую отцовскую спальню.
Приняв решение действовать, ибо год — он, конечно, год, но тоже не резиновый, я спросила у неё совета, каким манером хотя бы теоретически можно попытаться заполучить ключ от папиного кабинета.
— Зачем? — она непонимающе нахмурилась и пожала плечами в ответ.
— В смысле зачем? — тоже впала в недоумение я, теряясь, что сказать, — Чтобы… э-э-э… проникнуть внутрь и поискать документы. Я же тебе говорила, что хочу найти шкатулку и почитать папино завещание.
— Это я помню. — только рукой махнула та, — А ключ-то зачем?
— Ну так что, этот Хиргов замок пальцем что ли колупать? — растерялась я. Ситуация начинала натурально подбешивать.
Складывалось полное впечатление, что мы обе объясняем друг другу абсолютно очевидные вещи и при этом ни капли друг друга не понимаем.
— Да зачем вообще трогать замок… — снова спросила тётка, и мне, при всём к ней добром отношении, жгуче захотелось легонько стукнуть её по голове, но… — если есть второй ход.
— Что? — ошалело выдавила я.
— Ну ход из батюшкиной комнаты в библиотеку. Он ведь его когда ещё велел для удобства проложить. Вы что, забыли? — собеседница обеспокоенно заглянула мне в глаза.
— А-а-а! Хо-о-од! — не желая вызвать в ней никаких ненужных опасений, я картинно хлопнула себя ладошкой в лоб, — Ну конечно! Дорогая моя, что бы я без тебя делала. Что-то после кхм… болезни в голове всё никак на места не встанет.
— Вот-вот! А я и смотрю, что совсем на себя не похожи стали! И взгляд другой, и речи смелые. — обнажая внутренние переживания, чуть не плача призналась она.
— Флита, милая, поверь — от последних врат вернуться и прежним остаться невозможно. — уверенно, добавив голосу немного торжественного пафоса, заявила я, чтобы раз и на всегда закрыть эту скользкую тему.
— Да-а… от последних врат… — эхом протянула та, проникаясь мыслью.
Кажется, поверила.
— И мне очень нужна твоя помощь. Больше здесь опереться не на кого. — продолжила я, поймав её внимательный взгляд, — Ночью пойдём обыскивать библиотеку. Вместе.
— Да, моя ри, а Кора может посторожить и дать знать, если кто проснётся и вздумает побродить по коридорам.
Как только в замке наступила сонная тишина, затихли последние шорохи, две моих подельницы явились в комнату, и мы подались «на дело». Первой в полной темноте кралась Кора, которая знала здесь каждый закуток, каждую выбоинку в полу. Чуть отставая от юной разведчицы, освещая путь плавно покачивающейся свечой, шла её мать. Ну а я уж замыкала нашу малочисленную процессию.