Шерстечесальщицы
Шрифт:
и оживит страх.
Будет питье – кровь
теплая, как мгла;
черную бьют новь
ветра два кры-ла.
Норов
хищным зверям свой,
голоса нет – крик
тонкий над стра-ной.
Над сценой пролетает летучая мышь.
ЭКСОД
Тиресий
Не жаль царевну: не любила жизни,
лишь напоследок, кровь свою худую
звериной кровью сдобрив, захотела…
Вот так все получилось. Ухожу
отсюда далеко: моей вины
в произошедшем нет, но проще жить
там, где не узнаЮт, под ничего
не говорящим именем, в полнейшем,
прекрасном равнодушии забывшись.
Не жаль царевну – не о ком жалеть:
мы живы – значит, правы, нам вино
смывает беды, смерти нет, греха нет
и ничего запретного;
как жизнь вокруг меня многообразна
и многоцветна, я б, наверно, умер,
ее увидев всю: нам холод, голод,
нам алчность, похоть открывают в ней
возможности, зияющие бездны –
все наше будет, все мое, беру;
вот жизнь моя, вот хищная погоня,
погоня упоительная, бег
быстрей, быстрей – а чтобы отдышаться,
нам есть приют, где чашею вина
не обнесут, где запеваем песни
священные, вакхические, злые,
похабные, любовные – эвоэ!
Пойдем со мной! Каких еще страстей
насытимся игрой и увлечемся,
какую боль, какую нежность мы
с тобой, подруга, вынесем – не знаю.
Ты в девять раз счастливее меня,
во столько же тебя я долговечней –
скрепим же наше равенство, сплотим!
Не дай-то бог нам отрезветь до смерти.
Тиресий уходит вместе с Корифеем и хором.