Шерстяная «сказка»
Шрифт:
Там же имевшееся поголовье обитало всё лето. В конце сентября животных переводили обратно на нижние пастбища, а в следующем месяце скот укрывали в стойла. В итоге,
высокогорные луга оставались практически неосвоенными. Вот эту нишу и должны были занять наши холодолюбивые овцы.
Далее вырисовывалось несколько спорных и очень важных моментов. Первое: месяц летел за месяцем, близилась осень, а это означало, что стадо Андрэ возможно было доставить в конечный пункт уже только к холодам. То есть возникала необходимость сразу обеспечить нашей животине, что называется, и кров,
Теоретически, можно было бы остаться на грядущую зиму на старом месте. На первый взгляд это было бы удобно. Однако, в противовес тут же вставал ряд факторов, отметающих такое решение. Первое, самое важное, за зиму овечки начнут ягниться. И, к слову сказать, эти зимние малыши считаются более ценными, чем те, которые рождаются к осени. Потому что к наступлению весны такой приплод на материнском молоке успевает подрасти до способности самостоятельно со всем стадом выйти на луга. И крепнуть уже не на скудном по части калорийности и наличию витаминов зимнем прокорме, а на полноценном свежем рационе.
Соответственно, процент выживаемости и крепости здоровья у них выше.
И лучше бы этому поколению было появиться на свет уже там, на постоянном месте жительства. Ибо, если позволить им родиться здесь, это означало бы увеличение поголовья и, соответственно, рост расходов на перевозку. Плюс, не все малыши способны будут пережить такое сложное длительное путешествие.
Сейчас как раз новорожденных не предвиделось. Как только Андрэ осознал всю сложность положения, он, по совету своих иноземных специалистов, велел тщательно следить за тем, чтобы не появлялось осенних ягнят. Ну то есть овечек, настроенных на деторождение, бдительно изолировали от остального стада.
Ещё одним важным фактором к ускорению переезда становилось финансовое обязательство перед короной. На раскачку нам давали всего два года. Бездарно потерять приличный отрезок этого времени не получая роста, напротив, подвергая ценное поголовье риску дальнейшего вырождения, стало бы фатальной ошибкой.
Таким образом, выход имелся только один: ехать как есть – в зиму.
Потому там, на месте, Андрэ пришлось делать непростой выбор: бросить все силы подконтрольного ему теперь населения на обеспечение благополучия своих овец или озаботиться благоустройством хором для комфортной жизни меня и Мариэль.
Решать оба вопроса одновременно было затруднительно. У деревенских, как-никак, имелись ещё и свои закономерные задачи в подготовке к зиме. Они там сном-духом не ведали, что на их голову свалится вот такой вот деятельный господин. Да ещё и с отарой овец, которых тоже потребуется пристроить в тёплое местечко, плюс прокормить холодный сезон.
Понятное дело, барашки, а точнее, здравый смысл победил.
– Вот и выходит, Корин, что после свадьбы нам опять предстоит долгая разлука. – сложив на лбу глубокую расстроенную складку, подытожил свои размышления Андрэ. – Жильё, в котором мне предстоит провести эту зиму, совершенно не подходит для баронессы и маленькой девочки.
Меня как кипятком внутри обдало.
–
– Ну… учитывая, что хотелось бы привести вас в добротный новый дом, если заложить стены сразу по приезде и дать им, как положено, отстояться… стройку можно будет закончить к следующей осени.
– Год?! Ты хочешь сказать, что мы не увидимся целый год?! Нет, давай уж мы как-нибудь передумаем эту твою идею.
– Корин, провести это время в доме Ральфа будет для вас удобнее и спокойнее. Даже не спорь.
– Конечно я буду спорить! Ты разве ещё не понял, с кем решил связать свою жизнь? Вот объясни, пожалуйста, что там за жильё такое, что барону в нём зимовать нормально, а баронессе – нет?
– Обычный деревенский дом.
– Там что, дырявая крыша и щели в палец толщиной?
– Да… нет. – пожал плечами мой заботливый суженый.
– И печка, поди, имеется, да?
– Конечно, куда без неё. Но… Корин, ты не понимаешь, это всего лишь стены и самая обычная крестьянская утварь.
– А!.. Ну то есть, тепло в этих стенах имеется. На них просто нет дорогих гобеленов, картин, а также золочёных подсвечников. Резной благородной мебели тоже не прилагается. Это все проблемы, которые побуждают тебя упрямиться в решении оставить нас с Мариэль здесь ещё на год?
– Разве этого мало?
– В общем так, дорогой мой Андрэ. Лично я, давая согласие стать твоей женой, свой выбор сделала сознательно. И в скором времени, когда мы встанем перед алтарём, абсолютно искренне буду произносить клятву оставаться с тобой до конца своих дней. Там, между прочим, имеются слова: «и в радости, и в невзгодах». Объясни мне, куда в этом священном обещании перед богом и людьми у тебя подевалась вторая половина? Ну то есть, радости – это пожалуйста. А как вот такие бытовые сложности – так и нет? Баронессам не положено? Даже не мечтай. Мы или семья, или что попало какое-то, на которое я не согласна.
– А как же Мариэль? – Андрэ попытался пробить мою решимость последним аргументом.
– Наша девочка, уверяю тебя, станет только счастливее. Заведёт друзей из деревенских ровесников, будет играть с ними в снежки, кататься на санках, дышать свежим воздухом и своими глазами видеть жизнь изнутри. С детства понимать цену честному труду, видеть, как растёт наш новый дом и любить его. Разве мы не сможем устроить ей уютную детскую в любых условиях?
– Конечно, сможем.
– Вот ты и ответил на свой вопрос. А с остальным потихоньку справимся. Вместе. И
потом…
– Что?
– Я имею большое желание, к слову напомнить - законное: принимать непосредственное участие в обустройстве нашего семейного гнезда. И не только занавесочки в нём по факту готовности развесить, но и продумывать вместе с мужем, где будет наша спальня, сколько устроить кладовок и куда определить нашу дочку.
– Спорить бессмысленно?
– Не только бесполезно, но и вредно. Едем все вместе.
Андрэ вроде как обречённо вздохнул, однако сквозила, сквозила в этом вздохе некоторая тень облегчения.