Шесть черных свечей
Шрифт:
Что касается меня и остальных детей, то ничего страшнее мы в жизни своей не видели.
Когда Кэролайн исполнилось шестнадцать, она однажды явилась домой веселая-развеселая.
— Я еду в Глазго на собеседование! — закричала она.
Хотя к тому времени Коутбридж уже практически слился с Глазго и являл собой нищую и небезопасную дыру, тем не менее считалось, что Глазго — это большой и страшный город, пристанище уличных банд и хулиганов с опасными бритвами в карманах. На самом-то деле Коутбридж по бедности и запустению был едва ли не хуже Глазго. И хотя там хорошо, где нас нет, в этом «там» всегда таится неведомая угроза и поджидают неизвестные осложнения. Психика любого иммигранта отдает шизофренией.
— Одна ты в Глазго не поедешь, на тебя еще кто-нибудь нападет. Я тебе никогда не разрешу ехать в Глазго одной, — выпалила матушка и достала сигареты, чтобы потянуть время.
Но Кэролайн всегда была в полной готовности. Она заранее прокрутила разговор с матушкой у себя в голове и знала, что сказать.
— Мари Фергюс поедет со мной.
Матушка глядела на Кэролайн. В памяти у нее бешено вертелись ужасы, которые она слышала про Глазго. Она хотела как-нибудь передать свой страх Кэролайн. Но тот, кто придумает средство для этого, может спокойно разливать его по бутылкам и продавать всем матерям на свете. «Средство для внушения страха Вашим детям по Вашему желанию», 200 фунтов за бутылочку. А если подумать, как это все потом разрастется, поймешь, почему такое в принципе невозможно. Ведь мир-то съежится. Жажда приключений будет сворачиваться и сворачиваться, пока не сойдет на нет. Слезы матерей перейдут к дочерям, и человеческие сообщества погрязнут в местничестве и нетерпимости. Так что правильно, что Кэролайн не почувствовала матушкиных ужасов и страхов. Зато она постаралась воспользоваться минутой колебания.
— Мы сядем в автобус в Милл-Бре, а потом вернемся прямо домой, — взмолилась она.
— Ну не знаю, девочка.
— Послушай, это прекрасная работа. Буду работать в офисе.
Поехать ей матушка в конце концов разрешила, и Кэролайн направилась в агентство по найму, адрес которого видела в рекламе. Должность, которую она хотела, уже была занята, но оказалось, что для Кэролайн есть вакансия в самом агентстве. Из Глазго Кэролайн вернулась с работой. Ей всегда везло на работу, всегда везло на деньги и всегда везло на любовь, пока на пути не оказалась Стейси Грейси.
Когда Кэролайн вернулась домой и сообщила, что нашла работу, все были вне себя от радости. Из всех, кого мы знали (кроме папы), Кэролайн единственная нашла работу. Сама мысль о том, что кто-то из нас будет работать в офисе, казалась чудом. Самое большее, на что можно было рассчитывать с нашей ирландско-католической фамилией, это стоять у станка на заводе «Мадеркейр» или у Маккиннонов. Но выражение матушкиного лица по-прежнему было осуждающим.
— О господи, — говорила она, — прямо не знаю, что делать, как же ты будешь мотаться в Глазго и обратно.
Во всяком случае, Кэролайн работу получила и достигла немалых успехов. В связи с этой работой она встретила Бобби. А к добру это было или не к добру, только время может показать.
Прошло немало лет, прежде чем Бобби появился на горизонте. Он как раз искал работу. Сам он был из Эйра, а работу хотел найти в Глазго. Вакансии для него не было, зато Кэролайн понравились его карие глаза и кудрявые волосы. И еще акцент. Некоторые слова он выговаривал совсем не так, как мы, — «мшина» вместо «машина», «крова» вместо «корова». Когда поступали сведения о найме, Кэролайн откладывала для Бобби свеженькие заявки. В конце концов он назначил ей свидание.
К тому времени у Кэролайн появилась машина и кое-какие сбережения. Двадцатку она давала на хозяйство, что приносило ей некоторые привилегии. Так, мальчики теснились в одной комнате, Девочки в другой, а у Кэролайн имелось свое собственное помещение.
Чтобы повидаться с Бобби, Кэролайн стала то и дело мотаться в Эйр. Иногда она оставалась там на ночь, но матушка с папой ничего не говорили.
В тот вечер нас навестила Старая Мэри, и соседки попросили ее погадать на чаинках. Наши чашки были составлены у раковины, и Старая Мэри взяла
— В этой чашке безумие и убийство, — сказала она и взглянула миссис Галлахер прямо в глаза. — Берегись шоссе и цепочки огней. Вижу дождь и тьму. Вижу погоню. Тут еще замешан маленький ребенок, — добавила Старая Мэри, — младенец.
Миссис Галлахер была потрясена. Она взяла у Старой Мэри чашку и как следует рассмотрела ее.
— Это не моя чашка, — сказала она, — я пью с молоком.
Старая Мэри смотрела на чашку, в которой были остатки черного чая. Чья же она? Все женщины прижимали свои чашки к груди. Не хватало еще, чтобы такое плохое предсказание коснулось их. И тут Старая Мэри заметила след губной помады на ободке чашки.
Взяв с соседок причитающуюся ей мзду, Старая Мэри выпроводила их. Миссис Галлахер платить отказалась, уж больно великого страха натерпелась. Когда все дамы ушли, было поздно и все дети уже отправились спать. Старая Мэри пробралась в комнату к Кэролайн и наклонилась поближе к ее губам. В лунном свете видно было, что у Кэролайн на губах помада. Нужды сравнивать помаду со следами на чашке не было — в то время дамы красили губы только в особых случаях. Как правило, когда отправлялись на свадьбу или поминки.
Взвесив все это и зная, что Кэролайн не верит в колдовские штучки — она была слишком прагматична и практична для этого, — Старая Мэри пустила в ход свое искусство и наложила на Кэролайн оберег. Такой сильный, что вполне мог спасти ей жизнь.
Кэролайн ездила в Эйр повидаться с Бобби каждую пятницу. Ситуация изменилась, когда он таки получил работу в Глазго, но пока без еженедельных поездок Кэролайн в Эйр им было не обойтись, и ее крошечный «мини» служил ей верой и правдой. Путь ее лежал через Бодвелл, потом через мост в Восточный Килбрайд. Оттуда Кэролайн ехала на Иглшем и пересекала Фенвикскую пустошь. То еще местечко, эта самая пустошь. Плоскогорье, сплошной торфяник, поросший вереском и вечно продуваемый ветрами. Обиталище куропаток, рябчиков, фазанов и антенн. На десяток миль вокруг ни деревца, ни дома, ни фермы. В пасмурный день местность будто перетекала в небытие, хуже могло быть разве что внутри Черной Дыры. Но Кэролайн не очень-то обращала на это внимание. Машина изолировала ее от мира, подобно кокону, да еще приемник был включен, и Ронни Лейн [6] исполнял «Как случается то и это». Если бы Кэролайн знала, какими пророческими окажутся слова этой песни, она бы рассмеялась. Но — молодая и влюбленная — она и не думала ни о чем таком. Была только она, и черное лобовое стекло, и огни встречных машин, и радио, которое нянчило и ласкало ее, пока она ехала к любовнику на юг, за море. Туда, где его семья рыбачила, пока жизнь круто не переменилась.
6
Известнейший бас-гитарист, начинал вместе с Родом Стюартом в группе «Faces» в 1968 г., с 1973 г. выступал соло и как сессионный музыкант.
Дело было поздно вечером в пятницу в конце октября. Ехала, значит, Кэролайн через Фенвикскую пустошь. Дождь низвергался ломаными стальными стержнями, и они еще ломались и дробились при ударе о гудрон шоссе. Светоотражатели на разделительной полосе мелькали, будто узники за решеткой, оказавшиеся вдруг на ленте конвейера: и хочется бежать, да решетки не пускают, дождь все не кончается.
Кэролайн вся горела, ведь на заднем сиденье лежала коробка. А в коробке — пара прекрасных черных ботинок сорок третьего размера из лучшей кожи, которые она купила для Бобби. Не то чтобы у него был день рождения, ничего такого, но, в конце концов, она зарабатывает, а он нет, и надо же его чем-то иногда порадовать. Таковы молодость и любовь.