Шесть ночей. Он и она
Шрифт:
Они оба, не сговариваясь, поворачиваются к стене. Пит по-прежнему спит, и это успокаивает Китнисс, а Гейл думает, что он в любом случае не смог бы их увидеть. Зеркало бывает кривым.
Полупрозрачными тенями в стекле отражаются они сами: Гейл и Китнисс, она злится, он растерян. Ему противно быть отвергнутым, но и принуждать Китнисс он не собирается.
– Ты хотя бы больше не похожа на призрак, – он искривляет губы, старается скрыть боль, пронзившую левую сторону грудной клетки, а Китнисс вспыхивает, будто пристыженная, но молчит
Гейл почти верит, что сейчас она передумает, может даже извинится перед ним и попробует найти утешение и покой в его руках, как это бывало раньше. Ему этого хочется, но ничего не происходит.
– Увидимся, – бросает Китнисс и тут же исчезает за дверью, оставляя его в темноте пустой комнаты.
Они спят каждый в своей кровати, ворочаются и видят пугающие сны. Война изменила их, разделила по собственной воле, и хотя Китнисс, пожалуй, еще верит, что все можно вернуть, Гейл, как никогда ясно понимает, что потерял ее навсегда.
Это ночью они не могут спасти друг друга – толстые бетонные стены чересчур крепкие, а обиды не в меру глубокие. Нить, протянутая через две судьбы, того и гляди, разорвется совсем.
========== Половинки ==========
Комментарий к Половинки
Если в тексте встретятся очепятки или ошибки, то
включена ПБ - буду благодарна за помощь )))
– 06 -
Небо над дистриктом хмурое, позднеосеннее. Китнисс бредет через луговину, карабкается в гору, и, несмотря на то, что ее ноги путаются в досыхающей траве и бурьяне, упорства девушке не занимать. Шаг за шагом она приближается к месту, где раньше стоял забор.
– Черт! – восклицает Китнисс, когда запинается об муравейник и падает прямо на землю.
Сумка с подстреленным зверьем отлетает в сторону, а в девичьи ладошки впивается с десяток колючих травинок.
– Ох…
Потревоженные насекомые беспокоятся, заползают на ботинки Китнисс и торопятся выше. Она поднимается, отряхивается и, лишь отойдя в сторону, вспоминает про сумку, из которой торчит кончик заячьего хвоста, – ее маленький вклад в восстановление Двенадцатого.
Широкая лямка давит на плечо, едва сумка оказывается на месте, на мгновение напоминая Китнисс о шрамах, раскрасивших его. Тяжело вздохнув, она пытается прогнать память о прошлом: слишком много в нем было боли, а ей надо идти дальше. Они так договорились.
В городе шумно и красочно: те, кто почти три года назад вернулся сюда, чтобы заново отстроить свои дома, не теряли времени даром. Вдоль новых улиц выстроились аккуратные белые домики, наряженные разноцветными ставнями, то тут, то там встречается цветник или просто ухоженная лужайка. Раньше о таком и помыслить было нельзя, зато теперь все стало былью.
– Привет, Китнисс, – слышит она в след и натягивает улыбку, кивком отвечая незнакомцу.
Кажется, они виделись в столовой у Сей, но Китнисс не уверена: так много людей обращаются к ней по имени, а она до сих пор даже
Из трубы «Вкусной похлебки» идет дым, а возле входа толпятся завсегдатаи: приличная еда по сходной цене быстро сделала это заведение хорошо посещаемым. Китнисс пробирается к задней двери и проскальзывает внутрь. Там душно и пахнет гороховым супом.
– Заходи, милая, – Сей замечает ее почти сразу. – Голодная?
Китнисс бросает куртку на стул, а сама следует за хозяйкой на кухню.
– Да, но я поем дома, – она выкладывает на стол кролика и белку. – Сегодня по скромному.
– И за то спасибо, – улыбается старая женщина. – Этой толпе шахтеров и строителей главное чтобы было понаваристее и пожирнее, да за малые деньги. Если бы не ты, мне, наверняка, пришлось бы поднять цены.
Китнисс кивает, присаживается на краешек стула.
– Как в целом? – спрашивает она.
Сей расплывается в широкой улыбке.
– Все своим чередом, милая. Работы много, но я не жалуюсь. Может, все-таки перекусишь?
Китнисс пожимает плечами, оглядываясь вокруг. Ее взгляд задерживается на румяном каравае, выложенном на столе, и желудок ворчливо шумит.
– Гейл сегодня готовит ужин, я обещала, что буду вовремя и с хорошим аппетитом.
Лицо Сей сияет.
– Я всегда говорила, он хороший парень, и так о тебе заботится!
– Да, он такой… – тихо отвечает Китнисс.
Она неловко отводит взгляд и пытается сменить тему.
– Ты занялась выпечкой?
Хозяйка качает головой.
– Куда уж мне? Тут недалеко открылась пекарня, вот и прикупила немного: пару караваев да булочек в придачу. Пальчики оближешь!
Дыхание Китнисс на секунду сбивается.
– Пекарня? – в серых глазах вспыхивает интерес.
– На соседней улице, – как ни в чем не бывало отвечает Сей. – Если посетителям понравится, буду покупать больше…
Старуха говорит еще, но Китнисс уже не слушает. Внутри нее поднимается волнение. И страх. Пекарня. Она не осмеливается произнести свои чаянья вслух, но сердце начинает биться чаще.
Вдруг?..
Торопливо простившись и пообещав зайти на следующий день, Китнисс выходит на улицу. Подступающая прохлада нисколько не охлаждает ее пыла: озираясь, словно воровка, она проскальзывает между домами, лавирует в толпе прохожих и останавливается только перед нарядным домом с новой вывеской «Пекарня».
Дверной колокольчик заливается песней, когда Китнисс отваживается войти, но внутри никого нет. Прилавок ломится от нескольких корзин с разными булочками, позади, на полках, лежат плетенки, рулеты и торты, запах – пленительно сладкий запах свежего хлеба – влечет и дурманит.
За приоткрытой дверью кладовой мелькает светловолосый парень. Он исчезает быстрее, чем Китнисс удается его разглядеть, но и этого хватает, чтобы она почувствовала слабость. Ноги подкашиваются, и Китнисс хватается за прилавок, лишь бы не упасть.