Шесть шестых
Шрифт:
Глава 3
– Как думаешь, Егор, – спросил, неудобно повернувшись к коллеге молодой задиристый старший лейтенант Миша Ечкин, – это его свои телевизионщики грохнули или какой залетный варяг?
– У тебя носовой платок есть? Или свой одолжить? – непонятно отозвался с заднего сиденья капитан Немигайло, безразлично глазеющий в боковое окно на запруженный машинами Проспект Мира.
– Зачем мне твой платок? – писклявым от неожиданности голосом спросил Ечкин.
– А пот утирать, – невозмутимо объяснил Немигайло. – Не употел еще, перед паровозом-то бегаючи? Сколько еще раз тебе повторять – нельзя делать никаких выводов и строить предположения, пока собственными глазами
– Так ведь звонили, сказали, что застрелили.
– Да мало ли кто что по телефону скажет! А если тебе позвонят и сообщат, что я Джек Потрошитель, ты что, тут же начнешь спецоперацию проводить по моему задержанию? Или все-таки подумаешь сначала?
Не считая нужным добавить к сказанному что-либо еще, Немигайло снова уставился безразличным взглядом в окно автомобиля.
Оперуполномоченный МУРа по особо важным делам подполковник Колапушин, тоже сидевший на заднем сиденье, одобрительно хмыкнул. Слишком уж молодой старший лейтенант торопился с выводами. Его еще учить и учить правильной оперативной работе.
Строго говоря, МУР уже довольно давно называется не МУР, а УУР – Управление уголовного розыска ГУВД Москвы, но муровцы на это очень обижаются. Они категорически не согласны с переименованием своего знаменитого подразделения и продолжают говорить «Мы из МУРа» или «Мы с Петровки».
Хотя был уже поздний вечер – можно даже сказать, ночь, – августовская жара, стоявшая в Москве уже вторую неделю, почти не спала. Однако все находившиеся в машине были не в футболках или каких-нибудь рубашках-гольф, а в пиджаках.
А что прикажете делать? Цеплять на футболку штатный «макаров» в наплечной кобуре? Служба есть служба – приходится терпеть.
Немолодой сержант, водитель «Волги», чертыхавшийся все время, пока машина не миновала Рижскую эстакаду, после Крестовского путепровода немного затих, а проехав светофор у Маломосковской улицы, и вовсе повеселел – проспект стал уже почти свободным.
– Постойте, – недоуменно обратился к нему Колапушин, когда серая служебная «Волга» ГУВД, оставив слева темно-серое мрачное здание фабрики «Гознак», выскочила на ярко освещенную эстакаду у метро «ВДНХ», – нам же надо было под эстакаду и налево по Королева... Как же мы так теперь в Останкино-то попадем?
– А нам вовсе и не в Останкино, товарищ подполковник, – отозвался водитель. – Эти игрушки совсем в другом месте снимают. Теперь этих студий по всей Москве развелось столько... Да вы не беспокойтесь, я знаю, здесь недалеко. Я туда полковника Галкина возил – у него там жена в каком-то шоу снималась.
– Точно, – подхватил неугомонный Ечкин. – Я по карте в Интернете смотрел. Сейчас выставку проедем и там по Бориса Галушкина, направо, а после ВГИКовских общежитий – налево по переулку.
– Вот еще, по Галушкина тащиться! Делать нечего! – не согласился водитель. – Там тебе и светофор, и трамвай, и автобусы, и машин полно – все отсюда на Преображенку и в Сокольники по ней шуруют. Замучаешься перегазовывать! Лучше мимо «братской могилы» и по Касаткина – там всегда свободно. А сразу после больницы – налево, и приедем тютелька в тютельку!
– Мимо какой еще «братской могилы»? – удивился толстый капитан Немигайло, занимавший больше половины заднего сиденья «Волги». –
– При чем здесь кладбище? – хмыкнул сержант, притормаживая у светофора. – Это дом так прозвали – вон он, впереди, справа за сквером, видите? Его еще при Хрущеве строили. Тогда только пятиэтажки и лепили, а этот размахнули на цельных двадцать пять! Да и первого этажа вовсе нет, а вместо него, сами видите, одни только бетонные подпорки и подъезды. Тонкий, высоченный... Это сейчас никто не удивляется, а тогда все были уверены, что он обязательно рухнет, вот и прозвали его братской могилой, – заключил сержант, трогая на зеленый сигнал светофора.
Что-что, а Москву сержант – водитель «Волги» знал досконально. Действительно, улица Касаткина была совершенно свободной. Не прошло и минуты, как машина свернула влево и, плавно спустившись по горке, подъехала к железным, сдвигающимся вбок воротам. Водитель коротко просигналил.
– Вы к кому? – хмуро спросил охранник в синей форменной одежде, не спеша вышедший из стеклянной будки, находящейся слева от ворот. – Пропуск на вас выписан?
– Давай, открывай! – задиристо проговорил Ечкин, перевешиваясь через водителя к открытому боковому окну. – Раньше надо было бдительность проявлять, когда у вас тут людей убивали! Развелось вас сейчас таких, с дубинками! Не делаете ничего – только пузо ниже колен отращиваете. С Петровки мы, в ваших делах приехали разбираться! Тоже мне, охранник! Что ты здесь в будке засел? Почему у тебя убийцы спокойно по территории шастают?!
– А я здесь при чем? – возмутился охранник. – Мой пост здесь! Кто в списках записан, того и пропускаю. По паспорту, конечно. А вас и в списках нет, и формы на вас тоже нет. Откуда мне знать, кто вы такие? Вот прокурор приехал – так он в форме.
– Подожди, Миша... – проговорил Колапушин, опуская стекло со своей стороны. – Вот вам мое удостоверение. – Он протянул охраннику раскрытый документ. – Я оперуполномоченный по особо важным делам Управления уголовного розыска подполковник Колапушин. А в форме оперативники никогда и не ходят – только на награждение или очередное звание получать. Нельзя нам на улице в форме светиться, понимаете? Вам все должны удостоверения предъявлять? Тогда учтите, видите, сзади оперативный микроавтобус подъехал: там тоже наши – еще один оперативник и эксперты.
– Да ладно, товарищ подполковник, все ясно. Вы сейчас давайте вниз и налево. Как лихтваген проедете, ну, трейлер такой с генераторами, справа сразу будет белая дверь. Я сейчас позвоню по местному, выйдут, встретят вас.
Охранник вернулся в свою стеклянную будку. Створка ворот со скрипом медленно поползла в сторону.
Глава 4
Оперативники работали в обычном режиме, без суеты, точно следуя всем писаным и неписаным регламентам и инструкциям. Казалось, только сам руководитель опергруппы подполковник Колапушин ничего не делает, но это впечатление было очень обманчивым.
Арсений Петрович прикидывал план срочных оперативных мероприятий: кто и чем должен будет сегодня заниматься и в какой последовательности.
Размышляя над этим, он по привычке внимательно разглядывал все вокруг, стараясь запомнить любые, даже самые мелкие детали. Эта его привычка не раз помогала при распутывании сложных дел, а их на его долю пришлось более чем достаточно.
По странному стечению обстоятельств ему и его бригаде опять досталось дело, связанное с миром искусств. Колапушин и Немигайло в свое время расследовали убийство владельца крупной звукозаписывающей фирмы, заслуженного артиста, старого коллекционера картин. Коллеги – кто в шутку, а кто и не совсем – прозвали Колапушина «искусствоведом в штатском». Прямо скажем, прозвище ему не очень нравилось.