Шесть шестых

Ильвовский Сергей

Колапушина немного покоробило такое явное пренебрежение правилами, но виду он не подал.

– Скажите, Виктор Александрович, это ваше постоянное рабочее место? – спросил он, устраиваясь в удобном кресле. – Вы всегда здесь работаете?

– Только во время съемок моих программ. Когда снимают другие передачи, здесь работают другие режиссеры. А так... Конечно, у меня есть свой кабинет, но это на другом конце Москвы. А я в этой студии снимаю еще одно ток-шоу, так что для меня и здесь почти дом родной.

– А у редакторов вашей передачи тоже кабинеты в другом здании?

– Нет, они постоянно находятся

здесь, отбирают игроков для программы, составляют вопросы. В общем, все службы программы расположены в этом здании, тем более что некоторые из редакторов сразу на нескольких проектах работают – конечно, не одновременно.

– Более или менее понятно. Скажите, а сколько дней длятся съемки?

– Для этой программы обычно четыре. Сегодня был как раз последний.

– А вы сегодня ничего необычного не заметили? Все было так же, как в остальные дни?

– Дни съемок нельзя приравнивать к остальным. А сегодня к тому же последний день.

– Вы не могли бы мне объяснить подробнее? Чем именно съемочные дни отличаются от всех остальных и в чем особенности именно последнего дня?

– Съемка – это съемка, этим все сказано! Очень много работы и огромное напряжение. К этому ведь готовятся больше двух месяцев, а снять все надо только за четыре дня. Не должно быть ни малейшего сбоя графика ни с чьей стороны! Это относится абсолютно ко всем службам. Начинаем с утра, по четыре передачи каждый день. Иногда только к двум ночи домой попадаешь.

– Простите, я что-то не понял? – недоуменно переспросил Колапушин. – Вы же говорите, что снимаете четыре передачи в день. Но ведь она идет по телевизору только час. Почему же вы тогда так поздно заканчиваете?

– Даже меньше часа она идет – там же еще реклама. Но это по ящику. А снимается все дольше, намного дольше. Потом, естественно, монтируется – вот и получается в результате час.

– Монтируется? Вы что-то меняете уже после съемки?

– Нет, зачем же! Да и невозможно ничего изменить – что сделано, то сделано. Просто материал снимают одновременно несколько операторов. При монтаже надо выбрать нужные планы, что-то несущественное и лишнее сократить, в хронометраж уложиться, «синхрон» поймать – точное совмещение звука с изображением. Камеры-то звук пишут, конечно, но он, как у нас говорят, грязный, много посторонних шумов, поэтому пишем отдельно, с радиомикрофонов, которые надеты на каждого игрока и ведущего, а потом совмещаем. И во время съемки много перерывов. Вылетел, скажем, один игрок – надо обязательно сделать перерыв.

– Зачем?

– Необходимо убрать монитор, за которым он стоял, передвинуть мониторы остальных игроков, немного переставить свет. Иногда ведущий сбивается – тогда его реплику приходится переписывать заново. Бывают и другие перерывы, по просьбам редакторов, но об этом вы лучше у них самих спрашивайте.

– Значит, как я понял, работа в эти дни у вас очень напряженная?

– Не то слово, Арсений Петрович! А еще этот рваный ритм постоянно... Так, знаете ли, все это выбивает из колеи. Нам недаром после съемок три дня отгулов дают, в себя только на третий день и приходишь.

– А чем все-таки отличается именно последний день?

– Последний – он и есть последний. Все уже измучились до предела и ждут не дождутся, когда он закончится! А сегодняшний – тем более.

– Почему

именно сегодняшний?

– Понимаете, – ответил Гусев нехотя, – нас ведь вообще прикрыть могут. Вот отсняли материал, а пойдет ли он в эфир – совершенно неизвестно. Новый сезон начинается, что там будет теперь с сеткой вещания – известно только самому главному начальству. Аннинская, шеф-редактор, с утра уже взвинченная какая-то была. Может, что и знала. Правда, потом успокоилась. А в последней игре опять к концу так разошлась, что я даже обиделся.

– А вот эта последняя игра чем-нибудь отличалась от остальных?

– Ну если не считать, что игрок выиграл шестьдесят миллионов, то абсолютно ничем.

– Вы не могли бы мне поподробнее рассказать? И не только о сегодняшней игре, но и вообще о проекте. Я, честно говоря, вашу передачу терпеть не могу. Какая-то она... неприятная. Если случайно на нее наткнусь – тут же переключаюсь на другой канал.

– А зачем рассказывать? – Виктор Александрович широким жестом обвел рукой огромный режиссерский пульт и ряды экранов на стене. – Все пленки пока еще здесь. Можно отсмотреть любую, с какой угодно камеры. Вам что показать?

– Если можно, самое начало. Я и правил-то вашей игры толком не знаю.

– Пожалуйста...

Гусев нажал какие-то кнопки на режиссерском пульте, перемотав пленку до нужного момента. На профессиональном видеомагнитофоне перемотка заняла совсем немного времени.

На одном из экранов режиссерского пульта возникла та самая студия, которую Колапушин уже видел сегодня. Но на экране она выглядела совершенно не так! В ярком свете на фоне красочной блестящей декорации вокруг постамента с шестьюдесятью миллионами, которые охраняли четыре автоматчика, были равномерно по кругу расставлены шесть игровых пультов с мониторами. За пультами стояли шесть игроков – две женщины и четверо мужчин. На переднем плане был виден ведущий в блестящем ярко-синем смокинге.

Борис Троекуров начал свой рассказ о правилах игры:

– Итак, уважаемые телезрители и уважаемые игроки, мы с вами снова на нашей замечательной игре «Шесть шестых». Ее победитель может получить шестьдесят миллионов рублей! Это же больше двух миллионов долларов! Неплохие деньги, не правда ли? Некоторые голливудские кинозвезды получают десятки миллионов долларов за съемки в фильме, но это гонорар за весь фильм. Уверяю вас, никто из них, даже самые знаменитые, не получает два миллиона долларов за час, а в нашей игре это возможно! Правда, пока еще никому не удавалось выиграть наш главный приз, но один человек уже получил три миллиона! Итак, теперь я рассказываю о правилах нашей игры...

Гусев, колдовавший в это время с кнопками на пульте, выключил показ.

– Давайте я покажу вам материал, отснятый с другой камеры, – предложил он Колапушину. – Там Троекуров крупным планом идет, а на игроков все равно пока смотреть незачем.

– Вам виднее. Скажите, а Троекуров говорил заученный текст?

– Да как вам сказать... Определенная «рыба», конечно, есть. Это же правила игры – они должны быть озвучены абсолютно точно. В остальном допустима некоторая импровизация. А вот потом... Потом ему уже нужно было работать на сплошной импровизации, вы это увидите и сами поймете почему. Можно продолжать?