Шесть шестых
Шрифт:
– Кто будет, а кто и нет, не забывайте – у меня еще и институт, а я уже как выжатый лимон. Скоро на площадку?
– Сейчас, сейчас... Свет только поставят – и начнем. Не дергайтесь!
– А Троекуров всегда к вам заходил в перерывах? – поинтересовался Колапушин.
– Когда как. Вообще-то у него, как и у любой телезвезды, есть собственная гримерная, где можно спокойно отдохнуть, и кофе ему там бы подали или сок, но Борис иногда и к нам заходил.
– А сегодня это было не чаще, чем обычно? – задумчиво спросил
– Пожалуй, почаще, – так же задумчиво ответил Гусев. – Но понимаете, к телезвездам вообще надо относиться по-особому – такая, знаете ли, профессия... У них же всех капризы постоянные. И я уже говорил вам, что положение у нашей передачи очень неопределенное. Борис тоже об этом знал и, естественно, нервничал: все-таки гонорар ведущего – это очень приличные деньги. Да и все, кто об этом знает, нервничают. Я вот тоже думаю: закроют передачу – на пенсию уйду. Не буду я больше ни за что новое браться, хватит!
На пульте неожиданно закурлыкал телефон. Гусев снял трубку.
– Аппаратная. Да, здесь, сейчас передам. – Он протянул трубку Колапушину: – Это вас.
– Я слушаю, – произнес Колапушин.
– Арсений Петрович, вы не можете ко мне подняться? – раздался в трубке голос Немигайло. – На третий этаж, в двадцать шестую комнату.
– А что у тебя там случилось, Егор?
– Да тут этот миллионер, Ребриков, совсем распсиховался. Требует себе вооруженную охрану. С нами вообще разговаривать не желает – только с самым главным начальником соглашается! С ним-то что нам делать?
– Хорошо, сейчас поднимусь ненадолго. Только ты выйди из комнаты – сначала без него поговорим.
– Хорошо, Арсений Петрович. Жду.
– Вы извините меня, Виктор Александрович? – обратился он к Гусеву. – Я отойду ненадолго.
– Конечно, конечно, идите, Арсений Петрович, я понимаю, что дел у вас сейчас невпроворот. Домой все равно ехать пока нельзя, так что я пока побуду здесь – найду себе занятие. Закроют нас там или не закроют, но работу делать все равно надо.
Колапушин понимающе покивал и поднялся из кресла.
Глава 8
Не переставая удивляться странной архитектуре этого непривычного телевизионного здания, перестроенного из бывшего огромного цеха стоящего рядом завода, Колапушин поднялся по тускло освещенной узкой боковой лестнице какого-то совершенно заводского вида, с рифлеными железными ступенями, на третий этаж и сразу увидел в противоположном углу пустынного холла одиноко стоящего Немигайло. Тот призывно замахал рукой. Колапушин пересек по диагонали ярко освещенный, несмотря на ночь, холл и, подойдя, нетерпеливо спросил:
– Так что у тебя там с этим победителем, Егор?
– Он, похоже, совсем свихнулся после этого своего выигрыша, Арсений Петрович. Вопит, что его тоже убьют, как Троекурова, какую-то пургу гонит, что шестьдесят миллионов у него в кармане. Требует, чтобы его отвезли домой, но только с вооруженной охраной.
– А может, он просто нас боится? Он мог
– Исключено полностью! – убежденно заявил Немигайло, отрицательно помотав головой. – Мы с Васькой тут с разными людьми беседовали – все одно и то же рассказывают. Его сразу после съемки из студии сюда наверх притащили какие-то документы оформлять. За то время, что он все эти бумажки заполнял, сюда куча народу набежала, и как только он из комнаты вышел, у него интервью стали брать. Он все время на глазах был.
– Ну, так тогда у нас и нет никаких оснований его задерживать. И свидетель из него никакой, может ехать домой.
– Так в том-то все и дело, что не едет. Такую бредятину несет! Похоже, крыша у него полностью съехала! Может, его в больницу отправить?
– Да подожди ты с больницей... – отмахнулся Колапушин, взявшись за дверную ручку. – Попробуем сначала сами с ним разобраться. Пойдем?
Ребриков, бледный, сидел за письменным столом в самом обычном, довольно скудно обставленном небольшом редакционном кабинете. Уже по одному его внешнему виду было заметно, что он очень напуган. Напротив него, стоя спиной к двери, Вася Пупкин копировал какие-то бумаги на небольшом настольном ксероксе. Услышав, что дверь открылась, он повернулся к Колапушину и дисциплинированно доложил:
– Заканчиваю копировать списки посетителей, товарищ подполковник! Последние два листа остались.
– Хорошо, хорошо, – махнул рукой Колапушин и, повернувшись к Ребрикову, произнес: – Здравствуйте, я подполковник Колапушин. Арсений Петрович. А вас как зовут?
– Ребриков Николай Владимирович. Вы здесь самый главный?
– Пока что да. А в чем дело?
– Помогите мне, пожалуйста! – истерически взмолился Ребриков. – Они меня здесь убьют! Они Троекурова убили и меня убьют! Отвезите меня к другу, только с охраной! Если я поеду один, они меня обязательно убьют!
– Подождите, подождите, давайте сначала разберемся! Во-первых, кто – они?
– Я не знаю. Это кто-то с телеканала. Они уже Троекурова убили, а теперь моя очередь!
– А за что, по-вашему, убили Троекурова?
– За то, что я выиграл. Троекуров должен был мне помешать, а он не смог! Вот они Троекурову и отомстили.
– Хорошо, предположим. А вас-то за что убивать?
– Чтобы денег не платить!
– То есть как это – не платить? Насколько я понял, вас должны были в специальной машине отвезти в банк. Что, кто-то отказывается это сделать?
– Да что вы, какая машина? – Ребриков с изумлением посмотрел на Колапушина. – Это же все для телезрителей, понимаете?! Что я, первый раз на телевидении играю? Все эти деньги, спецназовцы, автоматы, машина бронированная, инкассаторы – сплошная бутафория! Кто бы разрешил вот так, посредине студии, настоящие шестьдесят миллионов выложить?! Да и не платят никогда такие деньги наличными. Все происходит совсем по-другому. И деньги у меня здесь! – Ребриков похлопал себя правой рукой по лацкану пиджака.