Шесть соток волшебства
Шрифт:
Почему бабка завещала свой дом именно Инге? Они ведь даже не настоящие родственники. У Евдокии Павловны оставался сын и родной, кровный внук — почему старуха им не завещала подворье? И почему никто не оспаривал это странное решение? Неужели бабка так сильно переругалась с родней, что даже имущество стоимостью в несколько миллионов не поправило ситуацию?
Задумчиво хмыкнув, Инга еще раз оглядела с крыльца свои внезапные владения и шагнула в темную прохладу прихожей. Хватит бродить без всякой практической пользы — пора бы и сумки разобрать.
Яйца и бутылка оливкового масла отправились в холодильник, пачка риса и длинный пучок спагетти —
Глава 3 Телефон Шредингера
Глава 3 Телефон Шредингера
Ночь рухнула на тонущий в сирени дом, внезапная, как лавина. Не было ни долгих сумерек, ни подсвеченного рыжим электрическим светом полумрака. Вот только что Инга наблюдала в окошко, как опускается за деревья красный шар солнца, расцвечивая облака всеми оттенками розового и лилового — а потом в комнате стало темно. Голубоватая мгла за стеклом сгустилась, налилась вязкой чернильной темнотой, такой плотной, что ее, кажется, можно было потрогать руками. Не горели на улице фонари, не скользили по стенам отсветы фар, не рычали двигатели… В доме было темно и тихо. Широко распахнув глаза, Инга вглядывалась в безмятежный бархатный сумрак. Постепенно тишина распалась на звуки: стрекотали за окном сверчки, где-то далеко лаяли собаки, напряженно урчал холодильник. Осторожно, касаясь пальцами стены, Инга подошла к выключателю и щелкнула рычажком. Светильник под потолком вспыхнул, разрушая таинственное очарование провинциальной ночи. Загадочные бесформенные силуэты, только что наполнявшие комнату, превратились в банальнейшую мебель — недорогую и довольно потертую. В стекло что-то мягко ударило, и Инга, вздрогнув, обернулась. К окну прижался огромный пепельно-серый мотылек с мохнатым, как у котенка, тельцем.
— Летел бы ты, дружочек, отсюда, — Инга с трудом протянула по жесткой веревочке белые ситцевые занавески. — А сколько, собственно, времени?
На столе телефона не оказалось. В сумке тоже. И на тумбочке в спальне. И на журнальном столике в зале. Усталая и раздраженная, Инга мрачно бродила по комнатам, бог знает в какой раз оглядывая плоскости, на которые могла опустить свой «Самсунг». Заглянула в ванную, открыла дверцу холодильника, проверила на всякий случай хлебницу.
Телефона не было.
Тоскливо выругавшись, Инга достала из сумки ноутбук. Рабочий аккаунт телеги обрушился на нее лавиной сообщений. Мужественно сжав зубы, Инга пролистала их, не читая. Отпуск — значит, отпуск! Когда раздражающий ярко-оранжевый счетчик погас, Инга нашла в адресной книге свой второй аккаунт, привязанный не к рабочей, а к личной симке, и нажала на вызов. Монотонная заикающаяся трель донеслась откуда-то из-за двери. Озадаченно моргнув, Инга вышла в прихожую. Горка грязного тряпья на лавке отсвечивала голубым, жужжала и подрагивала.
— С ума сойти! — изумилась в пространство Инга, вытащила из развалов хлама «Самсунг» и проверила пропущенные вызовы. Пять с работы. А говорили, что незаменимых людей не бывает. Два незнакомых номера. Служба безопасности банка не дремлет. И один — от Олега. Иди в жопу, Олег. Просто иди в жопу.
Сунув телефон в карман джинсов, Инга вернулась в дом и потянула носом.
— Вот черт!
Сдернув с печки кастрюлю, она вытряхнула на тарелку сморщенную, подгоревшую с одного бока свеколку. Белая эмаль на дне подернулась
— Вот черт… — тоскливо повторила Инга. — Я же все время на кухне была. Ну как так-то?
Пустой дом молча таращился на нее черными проемами дверей.
Инга постояла, вслушиваясь в бесконечную, неподвижную, как болото, тишину, и пошла по комнатам, щелкая выключателем. Абсолютный идиотизм — но так почему-то было спокойнее.
Глава 4 Завещание с условием
Глава 4 Завещание с условием
Инга жила в новых квартирах, чистых и строгих, как больничные палаты. Жила в хрущевках, пропахших бедностью, плесенью и прогорклым жиром. Снимала комнату в коммуналке, старательно и неумело встраиваясь в общий раздерганный быт. Но это было совсем другое.
Дом Евдокии Павловны не был аскетично-новым, он не окутывал вязким запахом старости и не ощетинивался чужими, накрепко заведенными порядками. И все-таки Инга никак не могла приспособиться к этому дому. Крепкий, уютный, продуманный до мелочей, он ощущался чужим — как добротная, но разношенная по чужой ноге обувь. Еда на старой, еще спиральной плите все время подгорала, мебель выпрыгивала из-за угла, вколачиваясь острыми углами то в бедра, то в коленки, то в несчастные, вечно страдающие мизинцы. И чертов мобильник все время терялся, обнаруживаясь в самых странных местах — под шкафом, в ящиках старенького комода, за телевизором.
Вот и сейчас звонок донесся из каких-то неведомых глубин. Отодвинув ноут, Инга встала и завертела головой, определяя направление звука. Та-а-ак… Это не кухня. Не спальня. И уж тем более не крохотный запертый чулан, к которому Инга так и не подобрала ключ.
Следуя за монотонной навязчивой мелодией, Инга прошла по коридору и заглянула в ванную. Звонок доносился из корзины с грязным бельем.
Когда она успела засунуть туда телефон? Трусы и носки отправились в корзину вчера вечером, с того времени Инга ее даже не открывала.
Наверное.
Скорее всего.
С большой долей вероятности.
Смущенная странными провалами в памяти, Инга откинула крышку и вытащила из развала несвежих футболок «Самсунг».
— Алло.
— Инга Викторовна? — сухо поинтересовался незнакомый голос.
— Да. С кем я разговариваю?
— Это нотариус. Снегирев Владимир Петрович. Я писал вам по поводу наследства, помните?
— Конечно, — смущенно соврала Инга. — Добрый день, Владимир Петрович. Что вы хотели?
— Мне нужно увидеться с вами. В завещании Евдокии Павловны указаны некоторые условия наследования. Я обязан вас с ними ознакомить.
— Сейчас я работаю, но после обеда могу подъехать к вашему офису. Если вы объясните, где он находится — я пока совершенно не ориентируюсь в городе.
— О, не беспокойтесь, — с неожиданным энтузиазмом откликнулся нотариус Снегирев. — Я сам к вам подъеду. Могу прямо сейчас, если вам удобно.
— Э-э-э… — растерялась Инга. — Еще пару часов я буду занята…
— О, не беспокойтесь! Разговор займет минут десять, не больше. Вы можете прерваться на десять минут?
— Да, конечно. На десять могу, — поморщившись, согласилась Инга. Поразительное трудовое рвение нотариуса было совершенно некстати, но чем парировать внезапное предложение, Инга не знала. Да и портить отношения с человеком, от которого зависит судьба нескольких миллионов, было очевидно неразумным решением.