Шесть записок о быстротечной жизни
Шрифт:
— Если еще подыму хоть один камень, упаду.
— Говорят, что в горах для сбора фруктов приручили обезьян, теперь я вижу, что такая работа как раз для них, — заметила Юнь.
Ван с возмущением закрыла лицо руками и готова была разрыдаться, я остановил ее и сказал Юнь осуждающе:
— Для тебя так старались, а ты городишь чушь, неудивительно, что сестрица рассердилась.
Возвращаясь домой, мы посетили парк Гоюань, молодая зелень соперничала в яркости с кокетливыми купами красных цветов. Ван по натуре была грубовата, она срывала цветы и тут же их бросала. Юнь стала бранить ее.
— Если ты не хочешь поставить цветы в воду или приколоть к волосам, зачем
Ван ответила:
— А что тут плохого? Ведь им же не больно! Я в шутку решил постращать ее:
— Когда-нибудь тебя постигнет суровая кара — выйдешь замуж за рябого или бородатого.
Ван бросила на меня гневный взгляд, кинула цветы на землю и ногой отшвырнула их в пруд.
— Почему вы все время меня обижаете? — вскричала она.
Юнь помирилась с ней, приласкала, и Ван успокоилась.
Поначалу Юнь была неразговорчива, и ей нравилось слушать мои рассуждения. Я стал учить ее красноречию, подобно тому как сверчка заставляют бегать, подхлестывая травинкой. В конце концов она научилась вести беседу. Вот пример тому.
У Юнь была привычка запивать рис чаем, еще ей нравились соевый соленый творог с горчицей (в Сучжоу это блюдо зовется «вонючий творог» и особым способом замаринованные в креветках огурцы. Могу только сказать, что более всего на свете я ненавидел именно этот творог и огурцы. И чтобы подшутить над ней, сказал ей однажды:
— У собаки нет вкусового обоняния, и она ест отбросы, не ведая, что они дурно пахнут; жук роется в навозной куче, и если и превращается в цикаду, то только потому, что жаждет взмыть повыше. Но разве ты собака или жук?
Юнь ответила мне так:
— Соевый творог едят, потому что он дешев, его можно есть и с чжоу, и с сухим рисом — я привыкла к нему с детства. Ныне я вступила женой в твой дом — словно жук, оборотилась цикадой, но мне по-прежнему нравится творог, ибо не следует забывать, откуда ты родом. Что же до огурчиков, то впервые я попробовала их в твоем доме. Я сказал ей:
— Что же, тогда выходит, мой дом — собачья конура?
Юнь оказалась в затруднении и, немного подумав, привела такой довод:
— Конечно, в каждом доме есть нечистоты, но различие состоит в том, едят их или нет. Ты обожаешь чеснок, и я пытаюсь привыкнуть к нему, тогда как творог я тебя есть не заставляю. А огурчики хороши, попробуй взять их в рот, зажав нос, и ты поймешь их вкус. Маринованные огурцы схожи с У Янь [53] , которая была уродлива лицом, но прекрасна добродетелями.
Я расхохотался:
— Уж не собираешься ли ты превратить меня в собаку?
Юнь ответила:
— Долгое время у меня был пес, почему бы и тебе не попробовать им стать.
53
У Янь — супруга князя Сюаня царства Цп (III в. до н. э.). Была безобразна и до сорока лет не выходила замуж. Сама пришла к Сюань-вану, и тот, пораженный ее умом, взял ее в жены. Помогала ему в управлении страной. В литературе синоним безобразной лицом женщины, но добродетельной и умной.
Тут она подцепила палочками кусочек огурца и насильно засунула его мне в рот. Я зажал нос и попробовал огурец, — действительно, вкусно. С того раза я полюбил огурцы. Потом я ел их, уже не затыкая носа, и мне казалось, что у них ни с чем не сравнимый аромат.
Юнь готовила еще соленый бобовый творог, в который добавляла конопляное масло и сахар, и я находил, что это по-своему вкусно. Мы смешивали мелко нарезанные огурцы с соленым
Не могу понять, почему вначале я находил и творог, и огурцы отвратительными, а сейчас люблю их.
Когда любишь, не замечаешь уродливости того, на кого обращена любовь, — рассудила Юнь.
Мой младший брат, Ци-тан, женился на внучке господина Ван Сюй-чжоу. Когда накануне свадьбы собрались послать свадебные дары, не оказалось жемчуга и цветов. Юнь отдала матери свой жемчуг, который когда-то получила в качестве свадебного подарка. Служанке было жаль жемчуга, но Юнь сказала:
— Супруга есть воплощение женского начала — инь, жемчуг представляет собой чистейшее проявление стихии инь, если украсить жемчугом волосы, то создастся противодействие мужскому началу — стихии ян. Зачем же его жалеть?
Юнь любила растрепанные книги и порванные живописные свитки. Разрозненные части и отдельные листы она непременно переплетала в книжку — подобные книжки именовались у нее «Собранием фрагментов». Порванные живописные свитки или каллиграфические надписи она реставрировала, подыскивала нужную бумагу и просила меня подрисовать и поправить испорченный рисунок. Свою коллекцию реставрированных свитков она называла «Восхитительное собрание, составленное из выброшенных листков». Если у Юнь выдавался свободный от вышивания или приготовления пищи день, она возилась с подобными пустяками, не чувствуя ни утомления, ни усталости. А уж коль случалось ей в старом сундуке или в куче заплесневелых книг отыскать исписанный листок или рисунок, который ей казался красивым, она радовалась, словно ей в руки попалась редкая драгоценность. Кончилось тем, что одна наша соседка, старуха Фын, стала собирать всякую бумажную рухлядь и продавать нам.
У нас с Юнь были одинаковые привязанности и неприязни. Мне было легко с ней, она угадывала мои мысли по выражению глаз, по едва заметному движению бровей; тотчас уловив какое-нибудь желание, она выполняла его наилучшим образом, не дожидаясь напоминаний. Однажды я заметил ей:
До чего досадно, что ты рождена женщиной. Будь ты мужчиной, нам удалось бы посетить знаменитые горы, увидеть красивейшие места, побродить по всей Поднебесной! То-то было бы весело!
Так в чем же дело, — ответила мне Юнь. — Подожди, пока поседеют волосы у твоей подруги. Если не сможем посетить Пять священных гор [54] , то наверняка доберемся до мест близких, вроде Хуфу и Линъяня, на юге дойдем до озера Сиху, а на севере — до Пиншаня.
54
В древнем Китае четырем сторонам света и центру соответствовали пять священных гор: Тайшань — восточная священная гора (в Шаньдуне), Хуашань — западная священная гора (в Шэньси), Хэишаиь — северная священная гора (в Шаньси), Хэшань — южная священная гора (в Хунани), Сун-шань — центральная священная гора (в Хэнани).
Все это так, однако для странствий ты будешь уже старовата.
Ничего. Не успею в этой жизни, сумею в другой.
Но ведь в следующем перерождении ты будешь мужчиной, а я женщиной.
— Так не будем же омрачать этой жизни, пусть нам все будет в радость, — заключила Юнь.
Я рассмеялся:
— В день нашей свадьбы мы уже говорили, что не надо омрачать жизнь, и не сомкнули глаз всю ночь. Если же станем рассуждать о будущих перерождениях, то у нас совсем не останется времени для сна.