Шестая Бастионная
Шрифт:
– Свинство какое! – сказал Санька. – А вот если бы ты родился не свободным, а рабом, хорошо тебе было бы?
– Ой… – Одиссей передернул плечами от такой жуткой мысли.
– Вот видишь! По-моему, ты должен бороться с рабством…
– Ну… я попробую, – проговорил Одиссей. – Только сейчас-то меня никто не послушает. Надо сперва выучиться, присягу дать на площади, тогда человек уже взрослым считается. Тогда можно выступать и требовать…
– У нас так же, – признался Санька. – Маленьких не слушают… А в вашей школе трудно учиться?
– Еще
Санька зябко пошевелил лопатками и торопливо сказал:
– Нет, у нас без палок. У нас учительница вообще очень хорошая, даже ругает редко… Только я у нее уже не буду теперь, она младших учит, а я третий класс кончил… И вообще я теперь в другую школу пойду. Потому что мы переехали.
– Купили новую усадьбу?
– Да при чем тут усадьба. Папа здесь недалеко квартиру получил двухкомнатную. А старую горсовет оставил Люсе, Грише и Тарасику. А то, знаешь, как маялись вшестером-то…
Одиссей покивал, житейские заботы ему были знакомы.
– Пойдем, Александр, покажу в бухте отцовский корабль.
Они пошли по набережной, оставляя на камнях мокрые следы босых ног. Санька похлопал по колену снятой сандалией и попросил:
– Ты не называй меня Александром…
– Почему? – удивился Одиссей. – Очень хорошее имя. Означает "благородный".
– Я знаю. Но у нас так мальчиков не зовут, пока не выросли. Лучше – Санька.
– Сань-ка, – задумчиво повторил Одиссей. – Тоже неплохо… А у тебя есть какое-нибудь героическое прозвище? У наших мальчиков – у каждого. У меня – Аргонавт.
– У меня тоже есть. Только не героическое, – признался Санька. – Просто… Сандалик.
– А почему такое? Ты быстрый бегун?
– Вообще-то, да, я быстрый…
После детского сада Шурик Дальченко решил, что пора кончать с младенчеством. Имя ему ужасно не нравилось оно годилось только для дошколят. И с первого школьного дня он решил стать Санькой.
Когда Тамара Ивановна знакомилась со всеми по очереди, он встал за партой и быстро сказал:
– Саня Дальченко.
Тамара Ивановна переспросила:
– Как? Сандальченко?
– Дальченко Александр, – с досадой повторил Шурик, и почему-то все засмеялись. Пришлось Тамаре Ивановне успокаивать класс и объяснять про дисциплину.
А на перемене курчавый боевой мальчишка – Митя Данков – подскочил и крикнул:
– Сандальчик, пошли играть в брызгалки!
Шурик хотел рассердиться, но Митя смотрел очень уж весело. И к тому же он сказал:
– У тебя есть брызгалка? Тогда бери эту, у меня две! – И дал прекрасный водяной пистолет из мягкого баллончика.
Как тут было обижаться?
С того дня и пошло:
– Сандальченко, дай резинку!
– Сандальчик, пошли каштаны трясти!
– Тамара Ивановна, а Сандалик ревет, он коленку ободрал!
– Обожди, Сандаль, я скажу Тамаре Ивановне, что вы с Митькой
Через две недели в школе был кросс. Для всех – с первого по десятый класс. И Санька так припустил по аллее, что даже многих пятиклассников обогнал. И Тамара Ивановна при всех сказала:
– Вот какой у нас замечательный быстроногий Сандалик.
И с того дня он стал Сандаликом окончательно. Не геройское прозвище, но и не плохое. Ничуточки не обидное.
В садике Шурика иногда дразнили девчонки: "Шу-уричек, он у нас хоро-оший…" Иногда, дурачась, гладили по головке, а иногда и щипали. Бывало, что до слез доходило, потому что наподдаст он какой-нибудь самой вредной (когда уж очень доведут) и получается, что сам виноват. А в школе все пошло хорошо. За быстроту Сандалика уважали, слишком задиристых девчонок в классе не оказалось, и мальчишки тоже были хорошие. Случалось за три года, конечно, всякое: и слезы бывали, и подраться пару раз пришлось, но это были мелочи. А в общем-то жизнь катилась без особых огорчений. Славная такая жизнь – с веселыми приятелями, не очень трудными уроками и разными интересными делами. Санька полюбил свою школу, хотя не был ни отличником, ни активистом.
…А сейчас он думал: как будет в другой школе? Но он не очень тревожился. Школы, наверно, все похожие, а с новым классом он как-нибудь познакомится. Санька теперь не детсадовский Шурик.
"Профессор"
Долго не знали, в какую из ближних школ записать Саньку. В одной из них маме сказали, что здесь обязательная продленка, и Санька уперся. В другой обещали четвероклассников учить французскому языку, а будущему моряку нужен английский. И только в конце августа определили четвероклассника Дальченко в школу, что стояла как раз на полпути между новым Санькиным домом и Херсонесом.
Эту школу Санька отметил на старой карте, которую вытащил из "Севастопольского сборника" – старинной книжки с воспоминаниями участников Первой обороны.
Карта нравилась Саньке, он на ней отмечал все места, которые были для него важными: и Херсонес, и старый бабушкин дом, и прежнюю школу, и новый дом, где получили квартиру… Конечно, план города был старый, но все равно многое можно было узнать. А новые улицы и районы Санька дорисовывал. Это было нетрудно, потому что береговая линия хорошо узнавалась на карте, – она-то неизменная во все времена.
Только неясность с названиями бухт смущала Саньку. Карту Санька нашел весной, но обнаружил путаницу только в августе. До переезда в Стрелецк на имена дальних бухт он как-то не обращал внимания. А обратил – и озадаченно заморгал…
Гриша был на учениях. Санька сунулся к отцу, но тот лишь удивленно пожал плечами: "Чушь какая-то, опечатка, наверно". В цехе у него горел план, дома хватало забот с новой квартирой. И у мамы хватало. А у Люси тем более: и восьмимесячный Тарас на руках, и пятый курс института…