Шестая станция
Шрифт:
Захлопывая за собой дверь, Морковкин напоследок еще раз взглянул на спокойно-наглое лицо Масюка. Кулаки Степана сжимались сами собой, он тяжело дышал… Ах, буржуйский пес! Еще на советские законы кивает! Но и он, экправ, хорош! Раскричался, как пацан какой! Ну, да ничего, свое возьмем! А этот смотритель зданий, Налетов этот, — кто ж такой? А?
И вдруг он отчетливо вспомнил Налетова, его гладкое, моложавое лицо, прилизанные черные волосы с прямой ниточкой пробора, белые, какие-то немужские маленькие руки, постукивающие папиросой по коробке дорогих «Посольских»… Ну как же, есть такой! Еще выступал недавно на заседании рабочкома и жаловался, что «недисциплинированная молодежь
Варенцов не согласился со Степаном. А у того был план простои и решительный: пойти с председателем рабочкома Омулевым в эту самую артель «Всестрой», разогнать вею эту буржуйскую банду, запечатать избу, мальчишек в Ладожский детский дом, а Масюка и К0 — в милицию как эксплуататоров. А Налетова потянуть за халатность! И вся недолга!..
— Тебе не экправом быть, а ротой командовать! — недовольно сказал Гриша Варенцов. — Рабочком не может вот так, с бухты-барахты, запечатывать разрешенную артель. Тебя Григорий Степанович обсмеет за такое… И ребят в детский дом нельзя — они уже большие, небось по пятнадцати лет… Разбегутся ребята, станут беспризорничать, а Масюк чистым выйдет. И ничего не докажешь. А Налетов — это гад, точно я тебе скажу, — он тут всему делу голова, и с ним нужно осторожненько и с умом! Ты Клаву Попову ведь знаешь?
— Монтажницу?
— Ну да.
— А чего ее не знать? Знаю. А она при чем?
— У нее отец бухгалтер. Да и она раньше в конторе работала. Пусть через отца — чтобы без шума! — разузнает: что это у Налетова за договор такой с этими нэпманами… Чтоб нам без времени не вспугнуть и не тыкаться, как слепым…
— Да ведь она с отцом в контрах… Или помирилась?
— Ох, Степан, оторвался ты, я вижу, от масс! Про своих же комсомольцев ничего не знаешь! Да помирилась она, из общежития переехала. Отец-то ведь ее ничего, только когда-то хозяева ему голову забили. Так вот: действуй через Клаву.
Нэпманы и короли
И тихонькая Клава Попова все разузнала. Да, смотритель зданий заключил договор с частной артелью «Всестрой» на изготовление и поставку строительству кадушек, ведер, чайников, кружек… На починку спецодежды… На какие-то жестяные трубы для бараков… И не просто это все разузнала, а еще и сказала: по договору с Волховстройкой Налетов дает артели материал — белую жесть, кожу, гвозди, всякую всячину. А отец ей намекнул, что этого всего столько дано «Всестрою», что во всех бараках на каждого рабочего должно приходиться по одному чайнику и несколько кружек. А сколько их на самом деле?..
Когда через несколько дней Морковкин с инспектором по охране труда пришел в артель «Всестрой», он сразу же застонал про себя: «Ох, дурень я! Вспугнул прохвоста! Все напортил!..» Ребят в артели было вдвое меньше. Самых маленьких и не видать было. Сидели какие-то взрослые дядьки и лениво, неумеючи колотили молотками. Масюк не удивился приходу Степана и инспектора. Он быстро
Масюк разговаривал только с инспектором. На Степана он не обращал никакого внимания, как будто его и не было. Масюк захлопнул папку с бумагами, протянул инспектору руку лопаточкой, выскочил вперед и с поклоном открыл дверь…
— Ну вот, товарищ Морковкин! — недовольно сказал инспектор. — А ты панику разводил. «Эксплуататор! Эксплуататор»! А тут все по закону… Да и вообще, не мое это дело за артелями следить. Мне и на стройке дел хватает!
— Хватает! То-то я вас два дня с огнем искал — не мог найти! И ни один рабочий на стройке вас в лицо не знает… Инспектор! Едите советский хлеб, а за что — неизвестно!..
— Я вас попрошу, товарищ Морковкин…
— Проси, проси… Да посильнее! Ты еще, видно, с комсомольцами дела не имел, думаешь, что их упросить можно… Еще нас попомнишь!..
…Вечером, когда стемнело, Степан подошел к «Всестрою». Он подождал, когда по нужде выскочил из избы какой-то парнишка, и кликнул его.
— Петьку Чичигова знаешь?
— Петьку Косого, что ли?
— Ну, пусть косого… Шепни ему тихонько — пусть выйдет… Да чтоб этот ваш Масюк не слыхал.
— А его нету. В «Нерыдай» гулять пошел Иван Николаевич.
— Пусть пока гуляет… Зови Петьку-то.
Ну что взять с этого парнишки! Да и с других… Конечно, их Масюк до смерти запугал. Сказал, что, ежели кто пикнет, выбьет из него весь хлеб, что поел… а потом — в ГПУ и в тюрьму… Ведь про всех все знает — кто когда стибрил на базаре, кто из детдома сбежал… Куда от него денешься!.. Только и вздохнешь полегче, когда вечером уходит в «Нерыдай». Почитай, на всю ночь… А сегодня придет пораньше — забирать баки и змейки…
— Это какие змейки?
— Такие. Из жести делаются.
— И часто вы их делаете?
— Да бывает, что часто. Он их всегда ночью забирает.
— Ты-то, парень, знаешь, для чего эти баки да змейки делаются?
— А чего не знать? Для самогона.
— А кто их забирает? Ну, которые с Масюком приходят?
Петя молчал. Все оживление, с которым он рассказывал Морковкину про то, как работают они по двенадцати часов, как спят по очереди на лавках и составленных табуретках, с него слетело. Он почесывал свою босую ногу другой ногой, переминался и вздыхал.
— Про этих нельзя говорить… Как скажешь — амба. Убьют и скинут за плотину… Короли…
— Это которые, бубновые?
— Они самые.
Час от часу не легче! «Бубновыми королями» звали себя на Волховстройке воры да бандиты, слетевшиеся сюда, где милиции поменьше, людей побольше… Эго они несколько недель назад у плотников получку забрали, это они пьяные драки устраивают, раздевают выпивших. Вот в какой узелок попал ты, экправ! Ну, он им покажет, что значит Морковкин! Стало быть, этот Масюк из государственной жести делает еще и самогонные аппараты да и сбывает их через бандитов! А дает нм эту жесть Налетов, смотритель зданий!.. Хорош гусь! За производительность труда воюет!