Шестая жена
Шрифт:
Но она вмешивалась в вопросы религии, а он терпеть не мог женщин, сующих нос не в свое дело. Он преследовал лютеран как еретиков, а папистов — как предателей. Вопросы религии в его стране стали вдруг очень запутанными — он никак не мог понять, почему это произошло, и это сильно раздражало его. Ему хотелось, чтобы люди поклонялись Богу, как и прежде, но не забывали, что теперь главой английской церкви был не папа римский, а он, их король. Ведь все было так просто.
Одно утешало его сейчас — то, что король Франциск, по ту сторону пролива, был таким же старым, как и он. Вряд ли он проживет больше двух лет; он тоже страдал жестокими болями, как и Генрих,
Государственные дела за последнее время стали им обоим в тягость. От войны, которая только что закончилась, ни тот ни другой не получили особых выгод.
По возвращении Генриха в Англию дела в Шотландии пошли плохо; французы атаковали Булонь, которую, однако, усилиями Хертфорда удалось отбить. Но одновременно с этим французы вошли в Солент и, высадившись в Бембридже, попытались захватить Портсмут. К счастью, Лайл напал на французский флот и оттеснил его от берегов Англии; французы ретировались, и в этом англичанам сильно помогла болезнь, охватившая команды кораблей противника.
Генрих твердой рукой укротил Булонь. Он действовал жестоко, не колеблясь ни минуты. Налоги и поборы с населения под видом добровольных приношений превысили все, что было раньше. Враги Генриха надеялись, что его долготерпеливый народ наконец-то восстанет. Он был тираном, убийцей, многие пострадали от его гнева, и если бы кто-нибудь решился свергнуть его, то более подходящий момент трудно было найти. Но жители Англии считали Генриха своим королем; он был сильным правителем, и они верили, что в годину испытаний он их не подведет. И они с радостью снесли все поборы; король же в эти тревожные месяцы думал только о том, что надо спасать страну. Он отдал свое столовое серебро, чтобы из него начеканили денег, и заложил королевские земли; если он требовал, чтобы его народ напряг все свои силы, то и сам не должен был отставать. Он всегда очень заботился о популярности среди своего народа; теперь он пожинал плоды этой популярности. Это для тех, кто жил с ним рядом, он был кровавым тираном — для народа же он был любимым королем.
И вся Англия сплотилась вокруг своего монарха. Французы были изгнаны; их армия, которую косила болезнь, вернулась домой. Франциск не менее Генриха жаждал мира, и он был заключен. Генрих получил право владеть Булонью в течение восьми лет, после чего французы могли выкупить ее. Война в Шотландии продолжалась, но теперь это была война на один фронт.
Король мог немного отдохнуть от своих забот и развлечься.
Сюррей вошел в музыкальную комнату, элегантный и дерзкий, как всегда. Почему это он сегодня вызвал гнев короля? Он был хорошим поэтом и прекрасным джентльменом, но наглости его не было предела. Вместе с Сюрреем вошла его сестра Мария, невестка самого Генриха, девушка, обладавшая фамильной красотой Ховардов и их же фамильной хитростью, — уж в этом король не сомневался.
Мария преклонила перед ним колени, и, когда она подняла на него глаза, он пристально посмотрел на нее. Мария слегка покраснела, как будто прочитала в его взгляде то, чего там на самом деле не было. Королю показалось, что она смутилась и затрепетала, словно ослепленная блеском его глаз, и Генрих испытал удовольствие, которое всегда вызывало у него подобное выражение женского лица. Оно говорило о том, что женщины смотрели в лицо могущественного монарха, но видели желанного мужчину.
Глаза короля потеплели; он проводил Марию взглядом, она отступила назад и заняла свое место среди дам королевы. Он мысленно раздел ее, освободив от бархата
Гардинер и Райотесли тоже присутствовали здесь, «Что-то уж больно довольный вид у них сегодня, наверное, опять что-то затеяли, — подумал король, — когда закончится концерт, я все у них выведаю».
Здесь же был и Сеймур, теперь лорд верховный адмирал. Король улыбнулся. Как этот молодой человек был похож на него в юности! Дамы обожали Сеймура, а сам он когда-то заглядывался на королеву, негодник! Но при этом не забывал и о принцессе Елизавете. Надо хорошенько присматривать за ней.
Но сейчас король не мог отвести взгляда от Марии Ховард. Она затмевала всех женщин, чем-то напоминая крошку Екатерину Ховард.
Инструментальная пьеса, которую играли музыканты, закончилась. Она понравилась королю, и он решил наградить того, кто ее написал.
— Браво! — вскричал король. — Браво! Ничто так не успокаивает отягощенную заботами душу, как приятная музыка.
— Надеюсь, — произнесла королева, — что душа вашего величества не отягощена ими сверх меры.
— У короля, милая женушка, всегда много забот.
Райотесли, никогда не упускавший случая польстить своему царственному хозяину, прошептал:
— Нашей стране очень повезло, что ею правит наше величество.
Генрих поднял тяжелые веки и посмотрел на канцлера. Этот Райотесли всегда тут как тут со своей лестью и, хотя он был прав, мог бы и помолчать. Впрочем, лесть для короля была слаще райской музыки.
— Добрый мой канцлер, — ответил король и, решив переменить положение на стуле, поморщился от боли, — такова королевская доля — брать па себя тяготы своих подданных. Я сижу на троне Англии вот уже много лет, но когда-нибудь мне придется уступить это место другому.
Он посмотрел на королеву, и в его глазах сверкнула злость — почему она никак не родит ему сына; потом его взгляд переместился на прекрасную фигуру его невестки.
Наблюдая за ними, Сюррей подумал: «Значит, мои слова не пропали даром. Мария одарила его многообещающим взглядом. Семена посеяны. Бедная Катарина Парр, мое сердце обливается кровью от жалости к тебе, но мы все тоже ходим по острию ножа, так почему же твое сердце не обливается кровью от жалости ко мне? Моя голова может слететь с плеч вместе с твоею. Я поэт, король тоже поэт. Но я лучше его, и ему это обидно. Я имею больше прав на престол, чем его величество, и к тому же пишу стихи. Двое величайших писателей нашего времени — Мор и Рошфор — уже сложили свои головы на плахе. Том Уайет был прекрасным поэтом, но ему повезло. Ему удалось — хотя и чудом — ускользнуть от топора палача. А тот, чье перо проворнее королевского, — должен ли он умереть? И уж не Сюррей ли его имя?»
Катарина побледнела, а король с издевкой в голосе произнес:
— Но не будем говорить об этом. Нашей королеве не нравится этот разговор. Ведь правда же, женушка?
— Есть темы, которые нравятся мне гораздо больше, ваше величество, — спокойно ответила королева.
— Так не будем же говорить о грядущих днях, — подхватил король, — когда меня не станет. В нашей стране неспокойно, а это мне не нравится. — Он оглядел всех собравшихся и крикнул: — Мне это не нравится! Я хотел бы, чтобы везде царил мир, и, хотя не в моих силах установить его за пределами Англии, я требую, чтобы у нас дома был мир.