Шестая жизнь Дэйзи Вест

Патрик Кэт

— Спасибо, — отвечает он с легкой улыбкой. — Мне твой тоже нравится.

Одри, смущенно посмеиваясь, включает заднюю передачу, и мы выезжаем на улицу.

— Все выглядят круто, — говорит она, — но нам пора ехать, а то пропустим рекламу.

Я поворачиваюсь вперед и, глубоко вздохнув, улыбаюсь собственным мыслям. Посмотрев вниз, на свою скромную поношенную толстовку, даю себе слово в следующий раз надеть что-нибудь более эффектное — пусть даже пуговица на джинсах проткнет мне живот.

Показывают

комедию, но я почти не смеюсь — слежу за поведением Мэтта. Он реагирует только на тонкие шутки, а тупые гэги пропускает мимо ушей, хотя вокруг все просто беснуются от хохота. Но когда что-то кажется ему смешным, я, глядя на него, не могу сдержать улыбку. Он начинает смеяться тихо и чем дольше смеется, тем громче становится смех, похожий на шоколадные пирожные, которые печет его мама, — такой же теплый и сочный. Каждый раз, когда Мэтт смеется, мне хочется заключить его в объятия и прижать к себе. Смотреть на него — одно удовольствие.

Одри, наоборот, как-то тяжело и неровно дышит. Такое впечатление, что она больна, и неприятный инцидент за обедом кажется мне подтверждением этой теории.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — спрашиваю я шепотом.

— Тсс, — отвечает Одри. — Я смотрю кино.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Мэтта, и вижу, что он смотрит на меня. Его взгляд поражает меня словно молния. Я обольстительно улыбаюсь ему и, откинувшись на спинку, засовываю руку в ведерко с попкорном, который мы с Одри едим наперегонки.

Когда фильм заканчивается, мы идем в фудкорт, так как гигантского, как планета Земля, ведра с попкорном Одри почему-то не хватило. Она отправляется за пончиками, а мы с Мэттом находим свободный столик и садимся, испытывая неловкость и опасаясь смотреть друг на друга. Молчание длится так долго, что я не выдерживаю.

— Тебе нравится мистер Джефферсон? — спрашиваю я.

— Да, он ничего, — отвечает Мэтт. — А тебе?

— Мне тоже нравится.

Пауза.

— Я не рассказывала Одри о том, что ты брал ее телефон, — говорю я, тут же пожалев о выбранной теме. Он, наверное, уже и не помнит, о чем я говорю. Впрочем, тут же выясняется, что я ошиблась.

— Я знаю, — отвечает Мэтт, улыбаясь одними глазами. За соседним столиком кто-то визжит, и Мэтт поворачивается, чтобы посмотреть, что случилось. Я пользуюсь моментом, чтобы полюбоваться его профилем. У него смуглая кожа — летний загар еще не сошел — и очень гладкая. Картину нарушает лишь небольшой шрам на подбородке да крошечная родинка на скуле. Когда Мэтт смотрит в сторону, лицо становится суровым, но, повернувшись ко мне, он снова улыбается, обнажив полоску ровных, белых зубов, таких красивых, что их хочется потрогать. Я заставляю себя отвернуться, чтобы не сказать какую-нибудь глупость вроде «ты прекрасен».

— Спасибо, что ты ей не сказала, — говорит Мэтт, вспомнив об айфоне.

— Не за что, — отвечаю я.

Случайно заглянув

под стол, вижу свое колено, подпрыгивающее, как шарик для игры в пинг-понг, а так бывает, только когда я сильно нервничаю.

— Что же Одри так долго ходит, — говорю я. Мэтт пожимает плечами и начинает тихонько постукивать пальцем по столу.

Чем дольше я нахожусь с ним наедине, тем больше волнуюсь. В конце концов, чтобы занять чем-нибудь руки, беру со стола забытую кем-то салфетку и начинаю делать из нее бумажного журавлика. В этот момент возвращается Одри.

Впрочем, всего на секунду.

— А, черт! — говорит она, садясь за столик. — Я же забыла воды налить.

Одри берет с подноса бумажный стаканчик и вертит его в руках. Я замечаю у нее на лбу легкую испарину, хотя в торговом центре прохладно.

— Я принесу, — предлагаю я, быстро вставая. Мне уже кажется, что Мэтт похож на яркое солнце, а я пытаюсь смотреть на него без защитных очков. Он разжег в моей душе такое пламя, что мне необходимо побыть хотя бы минутку наедине с собой, чтобы успокоиться. — Ты ешь пока, — говорю я, обращаясь к Одри. — А с каким вкусом, кстати?

— Обычную газировку, — просит Одри, засовывая в рот пончик.

— Ладно, — говорю я, направляясь к аппарату с газировкой, стоящему на прилавке в пончиковой. Там я, наполнив стаканчик Одри газировкой, получаю долгожданную возможность перевести дух. Постояв немного, я укоризненно качаю головой, поражаясь силе женской натуры, таящейся в моей груди. Ощутив вскоре, что самообладание возвращается, и почувствовав себя на удивление собранной, я опускаю в стакан соломинку и направляюсь обратно.

— А чаевые мне за это полагаются? — спрашиваю я Одри, приближаясь к столику.

— Размечталась! — восклицает она, громко хохоча.

— Ладно, тогда отнесу назад, — говорю я, делая вид, что разворачиваюсь.

— Отдай немедленно мой стакан! — кричит Одри игриво. Ее голос, отразившись от стен, поднимается вверх и отдается под стеклянным куполом громким гулом. Люди, сидящие за столиком, отрываются от поглощения жирной пищи и смотрят на нас. Одна пожилая дама с интересом наблюдает за сценой, которую мы разыгрываем; две девочки за соседним столиком весело смеются.

И в этот момент я вижу ее.

В противоположной стороне зала Нора Фитцджеральд из Фрозен-Хиллс поворачивается вместе со стулом, чтобы посмотреть, что привлекло всеобщее внимание.

Я срываюсь с места, как олень, заметивший охотника. Только завернув за угол, в коридор, разрезающий пополам основную часть торгового комплекса, а затем укрывшись в одном из боковых проходов, ведущих к унылой пожарной лестнице, я понимаю, что так и не отдала Одри стаканчик с газировкой. Убедившись в том, что меня никто не преследует, я сажусь на корточки, прислонившись к стене, и пишу сообщение Одри.