Шестиглавый Айдахар
Шрифт:
– Согласилась?
– Да. Она согласилась навсегда стать моей, – Коломон вдруг опустился на колени. – Великий хан, в своей жизни я ни разу и никого ни о чем не просил… Ради своей любви я сам встал на колени… Я прошу одного… Мне не нужна свобода… Пусть я навсегда останусь рабом, я построю для вас тысячу прекрасных мечетей, только разрешите Кундуз стать моей женой…
Рука Берке скользнула к лежащему рядом кинжалу.
– А девушка согласится стать женой раба?
– Да, великий хан, она тоже просит
– Значит, мечеть закончишь, как обещал?
– Я сдержу свое слово, великий хан.
Лицо Берке посветлело. Он позвонил в серебряный колокольчик, и в дверях тотчас появился Салимгирей.
– Мы договорились с мастером Коломоном… – Губы хана вдруг растянулись в улыбке, но глаза не смеялись – они были по-прежнему недобрыми и холодными. – Я решил соединить его с девушкой, о которой он говорит, если, конечно, он сдержит свое слово и завершит строительство мечети нынешней осенью. Не так ли, мастер-ромей?
– Да, – Коломон всем телом подался вперед.
– Теперь слушайте мое повеление, – от лица Берке вдруг снова отхлынула кровь, – за рисунок, который он сделал на стене мечети, наказать его ста ударами. За желание взять в жены мусульманку повелеваю оскопить его. Все это надлежит сделать в присутствии девушки и всех рабов. Затем, согласно уговору, соединить ромея с девушкой.
Коломон зашатался. Он знал обычаи того страшного мира, в котором жил, – хан Золотой Орды никогда не меняет своего решения.
– Лучше вели зарубить меня на этом месте! Зачем мне жизнь?.. – хрипло попросил ромей.
– Нет, – властно сказал Берке. – Мне еще нужна твоя жизнь. Ты должен достроить мечеть…
Страшная была ночь. Почти десять тысяч рабов велел согнать хан Берке на майданхану – главную площадь города. Рабов плотным кольцом окружили конные туленгиты с обнаженными саблями в руках. Коломон, закованный в цепи, стоял на высоком помосте в окружении стражи и был виден всем. По углам помоста пылали огромные, в рост человека, багровые костры, и их пламя тревожными отсветами играло в расширенных зрачках рабов, на узких клинках сабель туленгитов.
Ночь словно придвинулась к главной площади города, и небо, черное и тяжелое, опустилось к самой земле и готово было рухнуть на головы собравшихся здесь людей.
Два стражника привели Кундуз и втащили ее на помост. Тихий ропот, похожий на стон, пронесся над площадью. Девушка была прекрасна. Бледное лицо, закрытые глаза, похожие на черную волну волосы, разметавшиеся по плечам…
– Слушайте! Слушайте! Об этом должны знать все! – закричал ханский глашатай, огромный, словно отлитый из бронзы, монгол. – По повелению хана Золотой Орды, великочтимого Берке раб-ромей за то, что испоганил стену мечети – обители аллаха, наказывается ста ударами.
Палач – высокий худой человек в лисьем
Туленгиты, охраняющие Коломона, свалили мастера на помост…
– Раз, два, три…
Над площадью, над головами застывших в молчании людей засвистела, рассекая воздух, лоза. Тишину нарушал только ровный и бесстрастный голос глашатая, считавшего удары:
– Четыре, пять, шесть…
Багровое пламя костров шевелилось над помостом, выхватывая из мрака суровые лица рабов, гневно сведенные брови. В тревожно шевелящихся отсветах кровь раба Коломона казалась черной.
– Пятьдесят… шестьдесят один… – считал глашатай.
И вдруг пронзительный женский крик взметнулся над площадью. Это был голос Кундуз:
– Люди! Родные! Спасите его! Ведь это великий мастер Коломон!
Толпа качнулась к помосту, но тут же отхлынула и снова замерла в тяжелом молчании.
– Девяносто, девяносто один… – падали на головы рабов бесстрастные слова.
Туленгиты, подхватив под руки ромея, поставили его на помост. Кожа на спине мастера висела клочьями. Он истекал кровью.
– Слушайте, слушайте! – вновь закричал глашатай. – По велению хана Золотой Орды великого Берке за то, что неверный ромей захотел взять в жены мусульманку, девушку-кипчачку Кундуз, его надлежит оскопить! Пусть исполнится мудрое решение хана!
На помост поднялся мулла в белой чалме. В руках его сверкнул нож.
– Сорвите одежду с раба, положите его на спину и крепко держите, – приказал он туленгитам.
Кундуз зашаталась, уронила на грудь голову.
– Поднимите голову этой потаскухе! – крикнул палач державшим девушку туленгитам. – Пусть она увидит, как ее будущий муж станет евнухом!
И вдруг властный, сильный голос упал в гнетущую тишину:
– Люди! Разве можно терпеть такое насилие?! Или вы забыли, что вы люди?
Головы всех повернулись на голос. Высокий человек, одетый во все черное, стоял чуть поодаль от помоста. Лицо его было до самых глаз закрыто платком. И никто не смог в этот миг даже подумать, что это был сотник личной охраны Берке-хана Салимгирей.
Толпа заволновалась, растревоженно загудела:
– Освободить ромея!
– Лучше умереть, чем так жить!
Так в год курицы (1261) в столице Золотой Орды – Сарай Берке началось восстание рабов. Три дня лилась кровь и пылали дома. Хан Берке, укрывшись в своем дворце, вызвал из степи на подмогу тумены лашкаркаши Ногая.
Рабы упорно сопротивлялись. Они знали – пощады не будет, а потому каждый из них стоил в этом сражении десяти воинов. Каждый дом, каждый глинобитный дувал превратился в маленькую крепость. Обезумевшие, в большинстве своем без-оружные люди в ярости бросались на всадников с крыш домов.