Шестнадцать зажженных свечей
Шрифт:
Эдик покосился на Лену, нагнулся к ее уху, спросил серьезно, с оттенком грусти:
— Ты знаешь, как Костя относится к тебе?
Лена потупилась, смотрела вниз, долго не отвечала. Потом резко вскинула голову — лицо ее было растерянным и несчастным.
— Знаю...— еле слышно прошептала она.
Медленно раскрылся занавес. На сцене стоял рояль.
Вышла молодая женщина в простом коричневом платье, медлительная, будничная, сказала:
— Константин Пчелкин. Музыкальная школа номер восемьдесят три. Класс скрипки Надежды Львовны Райзер. Чайковский.
На середине сцены появился Костя со скрипкой. Он сдержанно поклонился, поднял скрипку. За рояль села седая старушка, очень худая, с прямой спиной, она пошелестела нотными листами, поудобнее устроилась на стуле, замерла, посмотрела на Костю, он еле заметно кивнул ей головой.
Пальцы аккомпаниаторши опустились на клавиши.
Смычок в руке Кости коснулся струн...
«Лена, Лена, Лена!..— пела скрипка.— Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя!.. Посмотри, какой прекрасный мир подарен нам с тобой: небо, солнце, деревья, мокрая от дождя трава, добрые звери... Посмотри: мы идем по улице, и навстречу нам люди, лица, лица, лица... И сколько задумчивых лиц, горестных, жаждущих нашего участия. Почему мы не спешим им на помощь? Мы спешим, спешим! — все пела, пела скрипка.— Лена!.. Да, да, я люблю тебя! Но еще я люблю всех людей. Спасибо тебе, Лена! Ты научила меня этой любви...»
Широко раскрыв глаза, изумленно смотрела Лена на Костю. И слушала, слушала...
Костя и Лена медленно шли по вечерней московской улице. Он нес в футляре свою скрипку. Но мелодия продолжалась, голос скрипки рвался вверх, к небесам, и теперь его сопровождал оркестр.
— Ты, конечно, пройдешь по конкурсу, да? — спросила Лена.
Оркестр замер, улетел голос скрипки, и Костя сказал:
— Не знаю, Это будет известно завтра.
Теперь они шли мимо ярко освещенных витрин универмага: женские манекены с мертвыми лицами были облачены в роскошные вечерние туалеты, у их ног на атласных подушках сверкали в неоновом свете колье, перстни, бусы, диадемы...
— Обалденно! — сказала Лена.— Мне бы это платьице. А к нему вон то колье.
— Это платье? Прошу! — Костя как бы снял с манекена платье и легко бросил его Лене.— Колье? Один момент!
Но она не приняла игры.
— Как же,— буднично сказала Лена.— За такое платье, знаешь, сколько башлей надо? Да и нет его в продаже. Для витрины, дуракам мозги морочить.
Они свернули в сквер с редкими фонарями. На скамейке, тесно прижавшись друг к другу, сидели двое. Парень целовал девушку. Лена и Костя быстро взглянули друг на друга. И смутились. Лена смутилась даже больше Кости.
Они оказались на просторной улице. После недавнего дождя кругом были лужи, и Лена, балансируя, шла по каменной кромке тротуара, довольно высокой. Костя поддерживал ее за руку, шагая прямо по лужам. Вдруг Лена, не удержавшись, сорвалась с кромки и попала в мгновенное, короткое, как молния, объятие Кости...
Он тут же выпустил ее, весь вспыхнув. Лена засмеялась. И в это мгновение хлынул ливень. Лена показала рукой на
— Бежим!
В кафе-мороженом никого не было. Костя и Лена сели за пустой столик у прозрачной стены, и через потоки дождя им смутно были видны расплывающиеся разноцветные огни улицы.
Подошла пожилая усталая официантка, сказала:
— Ничего нет. Мороженое кончилось.
— Может быть, лимонад? — неуверенно спросил Костя.
— Нету лимонада.— Официантка внимательно посмотрела на них. Что-то смягчилось в ее лице.— Ладно, я вам соку принесу.
Она ушла. Костя и Лена услышали ее голос:
— Анют! Открой банку яблочного. Тут у меня влюбленные. Трепет сердца и — не дыши. Теперь таких редко увидишь.
— Да ты что? Открывать? — завелась у буфетной стойки Анюта.— Через полчаса замок вешать. Чтоб до завтра банка прокисла?
— Не ворчи, Анюта. Открывай. Надо.
Костя и Лена не смотрели друг на друга от смущения и неловкости.
— Какая весна в этом году дождливая,— нарушил молчание Костя.
— И лето,— добавила Лена.
— Верно! Ведь сегодня второе июня.
— Как у тебя в школе?
— В норме,— сказал Костя.— Две четверки, остальные пятерки, А у тебя как?
— Не знаю. Мы еще учимся.
И они опять неловко замолчали.
Перед ними появились два стакана с яблочным соком и на блюдце две конфеты «Мишка на севере».
— Ровно рубль,— сказала официантка. И пропела:— «В жизни раз бывает...» — Оборвала себя, спросила: — По сколько вам? — Не получив ответа, сказала:— На мой глаз, не очень-то вы пара.
— Пожалуйста, спасибо.— Костя протянул официантке рубль.
Официантка взяла деньги, сунула в карман, ушла, напевая: «В жизни раз бывает восемнадцать лет...» Потом у буфетной стойки она сказала:
— Мой ясный сокол заявился вчера в третьем часу. На бровях. Скажи мне: был таким же, как вон тот ангелочек со скрипочкой,— не поверю. А ведь был...
— Ненавижу взрослых! — прошептала Лена.
— Ты не обращай внимания,— сказал Костя, усмехнулся печально.— Как говорит Владимир Георгиевич, надо управлять своими эмоциями. У меня, по правде сказать, тоже не получается...
— Кто такой Владимир Георгиевич? — перебила Лена.
— Мой учитель каратэ.
— А! Я его знаю. Классный дядечка. Ты, Пчелка, необыкновенный человек. Каратэ занимаешься, по-английски шпаришь, как по-нашему, на скрипке...
— Это ты необыкновенная! — перебил Костя.
— Не надо, Пчелка... Я обыкновенная. Самая обыкновенная. Зачем я тебе?
— Даже не знаю, как сказать. До тебя я жил как во сне. Нет, не так. Жил и жил. Конечно, были всякие там задачи, цели — на ближайшее время. А сейчас... Я знаю, для чего живу.
— Для чего?
— Для тебя! Чтобы тебе было всегда хорошо!
— Ах, Пчелка! — Лена уткнулась в свой стакан с яблочным соком.— Чего ты мелешь? Муру какую-то...
— Голубки! — послышался голос официантки.— Еще не наворковались? Через десять минут закрываем!