Шестнадцать зажженных свечей
Шрифт:
— Я вас не понимаю! — резко сказал Костя.
— Не понимает!— Женщина подмигнула Лене.— Молодой, а уже артист. Далеко пойдет. Ты за него, Ленка, держись. Твой длинноволосый когда в армию уходит?
Лена нахмурилась, взяла Костю за руку:
— Идем, Пчелка!
Они вышли из комнаты.
Женщина посмотрела на закрытую дверь, сказала со вздохом:
— Во детки растут. Никакой управы.
Она вернулась за стол, бойко принялась стучать костяшками счетов.
...Костя и Лена стояли в подъезде — на улице шел дождь.
— Скоро кончится,— сказал
— Тебе моя мать не понравилась, да? — неожиданно спросила Лена.
— При чем тут мать? — сказал Костя.— Главное — есть ты.
— Не надо все время обо мне. Надоело! И зачем только мы с тобой познакомились?
— Ты об этом жалеешь?
— Не знаю... Пока я тебя не встретила, see было понятно, ясно: наша компания, ребята. У Эфирного Создания собирались. А теперь?
— Что же теперь?
— Компания тю-тю! Испарилась. Эфирное Создание стала... Сам знаешь. Нет, это, конечно, здорово, что она лечится. Только мои родители говорят: ничего из этого лечения не выйдет. А я... Не могу понять. Все перепуталось. Нет, ты не думай.— Лена тронула Костю за плечо.— Мне с тобой хорошо, интересно. Я узнала, что есть совсем другая жизнь. Только раньше все казалось просто, а сейчас...— Лена резко тряхнула головой, и ее волосы волной упали на лицо.— Что-то расхотелось идти в кино. Какая, ты говоришь, картина?
— «Безумный, безумный, безумный мир». Американский фильм в «Повторном».
— Ну его! — махнула рукой Лена.— Что мир безумный, я и так знаю.
— Тогда, может быть, поедем в парк культуры? Там сейчас японские аттракционы...
— Не хочу! — перебила Лена.
— Тогда пошли в кафе-мороженое.
— Не люблю я мороженое!
— Лена... Только скажи: что ты хочешь?
— Отстань! — вдруг крикнула Лена. Чего ты ко мне привязался? — В ее голосе были Слезы,—Я сама не знаю, чего хочу...
— Зато я знаю, чего ты хочешь,— тихо сказал Костя.
Лена с испугом смотрела на него.
— Ты хочешь помириться с Мухой.
Лена опустила голову.
— Ведь хочешь?
Лена молчала.
Глава двенадцатая
Утром Костя стоял перед дверью с номером «83». Поднять руку, нажать кнопку звонка...
Все существо сопротивлялось этому простому движению: поднять руку... Нажать кнопку звонка!
«Для тебя, Лена...»
Он поднял руку, позвонил. Нечто огромное, обжигающее словно упало в нем, разбилось вдребезги.
«Убежать! Немедленно убежать… Еще не поздно». Но он продолжал стоять перед дверью,
Послышались шаги. Дверь открыл мужчина лет сорока, с большими залысинами, в светло-сером летнем костюме, безукоризненно отглаженном, в коричневых начищенных ботинках.
— Здравствуйте,— сказал Костя.— Скажите...
— Дмитрий! К тебе,— крикнул мужчина и ушел.
В передней появился Муха. Удивление на его лице быстро сменилось иронией.
— Какой визит! — воскликнул Муха.— Сам великий маэстро! Чем обязан? Или
— Кончай ты,— просто сказал Костя.— Я...— он замешкался,— ...совсем по другому поводу.
— Прекрасно! Проходи.— Голос Мухи прозвучал дружественно.— Ты как раз к завтраку.— Он повел Костю по коридору.
Дверь на кухню была приоткрыта, за ней мелькнула женская фигура, послышался звон посуды.
— Людмила Васильевна,— сказал на ходу Муха.— У меня гость. Еще один прибор, пожалуйста.
— Хорошо,— напевно, мелодично ответил молодой женский голос.
— Будь как дома,— насмешливо сказал Муха.
Они вошли в просторную кухню. Мужчина, встретивший Костю, отец Мухи, уже сидел у окна, просматривая газету, а у стола хлопотала молодая женщина, очень милая, с открытым, чистым лицом, гладкая прическа открывала высокий лоб. Вся око светилась доброжелательностью, и только в карих глазах Костя увидел затаенную грусть, тревогу, которые, наверное, она хотела спрятать ото всех.
— Здравствуйте! — сказал Костя.
— Здравствуй, здравствуй! — радостно улыбнулась ему женщина.— Вот тут садись, удобное местечко.— Она усадила Костю тоже у окна, напротив отца Мухи, который продолжал шелестеть газетой.
Муха громко отодвинул стул, плюхнулся на него, взглянул на Костю.
— Не удивляйся, в этом доме завтракают поздно. У главы, так сказать, семьи, производителя материальных благ, скользящий график. Да! Виноват, виноват..,— Муха вскочил,— Я же не представил стороны! Мой новый друг Константин Пчелкин, в будущем знаменитый музыкант.— Муха усмехнулся,— А это мой родитель, Михаил Никитич, большой специалист в области воспитания юного поколения.— Он повернулся к Косте.— Знаешь, есть такая неопределенная наука — педагогика. «Сейте разумное, доброе, вечное...»
— Дмитрий! — прервал Муху Михаил Никитич, и Костя увидел, каких усилий стоит ему говорить спокойно.
— Я заканчиваю,— в свою очередь, перебил Муха.— И, наконец, несравненная Людмила Васильевна, молодая супруга моего несравненного родителя. Тоже, да будет тебе известно, причастна к педагогике: в приемной ректора...— Он взглянул на отца.— Умолкаю, умолкаю! Впрочем, сейчас Людмила Васильевна — образцовая домашняя хозяйка. Итак, что тут у нас? — Муха сел на свой стул.
— Вот яйца, сыр,— сказала Людмила Васильевна, и Костя увидел в ее милых широко раскрытых глазах затравленность.— Еще я сделала свеколку под майонезом. Очень полезно.— Она улыбнулась Косте.— Тебе положить?
— Да я уже завтракал.
— Тогда кофе,— предложила Людмила Васильевна.— И бутерброд.
— Конечно, кофе! — сказал Муха,— бодрит.
Завтрак проходил в молчании. Муха и его отец ели ножом и вилкой, Людмила Васильевна обходилась одной вилкой и постепенно раскраснелась, глаза ее стали прежними, приветливыми и добрыми, еда явно доставляла ей удовольствие. Молчание нарушил Муха.
— Тихо, как в склепе,— сказал он.— И, уткнувшись в тарелку, изрек: — «Семья как ячейка общества».
Михаил Никитич резко отодвинул чашку.