Шестое действие

Резанова Наталья Владимировна

Короче, Лейланд Оран дурил. От болезни ли, от больших денег – но и впрямь вообразил себя удельным князем. И дом у него был под стать княжескому. По архитектуре он в точности копировал патрицианские дворцы Скеля и Нессы, но был построен с учетом местных материалов, благо это существенно уменьшало затраты, – из красноватого гранита с проблесками слюды, с карнизами и фронтонами из бурого мыльного камня. Это было все, что удалось рассмотреть снаружи. То есть все относящееся к недвижимости. Относительно охраны Мерсер усмотрел кое-что еще, а то, чего он не разглядел, ему рассказали в ближайшем трактире.

Собаки. Собаки на сворках у охранников и на цепях вдоль стен. И, как поведали Мерсеру, вечером их с цепей спускали, и они свободно бегали вокруг дома. Было их, как

опять же уверяли Мерсера, числом не меньше двух десятков, и они никого не признавали за своих, кроме специально обученных псарей. Те, кто не учел этого обстоятельства, крепко поплатились, иные и жизнью.

Если бы здесь была Анкрен, все предосторожности барствующего заводчика оказались бы напрасными. Мерсер вспомнил, как она превратила свирепого пса Китцеринга из Тигра в ласкового щенка. И она уверяла, что способна сделать это с любым животным. Но Анкрен здесь нет, вспоминать о ней, рассуждая «что было бы, если бы», – напрасная трата времени. Он и так слишком расслабился минувшим летом, рассчитывая на ее содействие и на ее Дар. Сам Мерсер с помощью своей походной аптечки мог бы столь же надежно вывести собак из игры. Но это потребовало бы определенной подготовки и заняло бы ту же неделю, что ему предлагали выждать. Похоже, стоит согласиться на условия, которые Лейланд Оран навязывает городу.

Правда, Мерсер мог бы связаться с ним письменно. Но подлинной причины, приведшей его в Галвин, назвать он не мог, а придумывать… И без того в этом городе, по крайней мере в высших его кругах, слишком сильно занимаются сочинительством. Мерсеру это претило.

В назначенный день к госпоже Эрмесен он пошел один. Магдалина просила его передать «даме Соримонде» нижайшие извинения, но она-де слишком занята по хозяйству. Но господину Мерсеру, уверяла она, вовсе не следует отказываться от приглашения. Ведь он идет к мадам Эрмесен не развлечения ради, а по делу.

Правда, Мерсер не был уверен, что из посещения выйдет толк. Соримонда предупреждала, что устраивает большой прием, а значит, и утонченной говорильни будет больше.

Вероятно, для такого провинциального города, как Галвин, этот прием мог считаться большим. Помимо знакомых Мерсеру Аймы и Драгонтины, в гостиной присутствовали еще четыре особы женского пола, представленные хозяйкой как Алеарда, Лидвина, Далинда и Гисмонда – разного возраста и масти, сходные манерой поведения, как их прозвища, повадками и нарядами – яркими, но не аляповатыми. Мерсер догадался, что в этом цветнике Магдалина Бергамин, способная перенести маленькое общество, совсем терялась и не случайно избегала расширенных приемов.

Сегодня здесь присутствовали и мужчины. Правда, их было гораздо меньше, чем женщин, но это обстоятельство их нисколько не смущало. Смуглый толстяк средних лет, который был поименован Ватраном, и вертлявый востроносый молодой человек, обозначенный как Сенап, были в кафтанах южного покроя и, как принято в Карнионе, без париков. Повсеместная мода на длинные волосы распространилась и в Древней Земле, коротко стриглись там лишь военные (наверное, поэтому Соримонда и причислила Мерсера к этому сословию), но надо быть особенным модником, чтобы напялить парик в жарком климате. Галвин, конечно, не знал изнуряющей жары Побережья, однако Ватран и Сенап, подобно карнионским щеголям, предпочитали холить и завивать собственные кудри.

Когда под руку с хозяйкой появился третий кавалер, представленный как Берлингьер, Мерсер насторожился. Он не однажды видел его в Скеле. Казалось бы, чего странного: все в этом доме – и вещи, и люди – сияли отраженным светом карнионского города, и немудрено, что приезжих из Скеля старались непременно сюда заполучить.

Однако человека, на руку которого опиралась вдова Эрмесен, звали Марсиаль Роуэн. И Мерсер готов был встретить его где угодно, но не в Галвине.

Нынешняя карнионская аристократия была прежде всего аристократией кошелька, но существовала и родовая знать. Хотя бы по имени. Южное дворянство давно не брезговало коммерцией и тому подобными низменными материями, что повергало в священный ужас благородных господ из других уделов империи,

утверждавших, что в Карнионе невозможно отличить чиновника от купца, а купца от рыцаря. Безусловно, они преувеличивали. Но семейство Роуэнов, способное похвастаться многовековой чередой благородных предков, являло собой именно такой пример дворян-промышленников. Недоброжелатели утверждали, будто занялись этим Роуэны в незапамятные времена не от хорошей жизни, а потому, что за какие-то преступления были лишены и земель, и титулов. Так или иначе, они преуспели, тем более что законодательство Карнионы не предусматривало для дворян ограничений на профессии (в Тримейнском округе дворянам, без риска навлечь на себя позор и лишение благородного звания, разрешалось заниматься только тремя ремеслами: оружейным, стеклодувным и поварским). Имущественных высот семейство достигло в 20-е годы нынешнего столетия, когда главой его был Даймон Роуэн, и при нем же потеряло большую часть нажитого в ожесточенной конкурентной борьбе с Оранами. Окончательного разорения им удалось избежать, но их главные предприятия перешли к Оранам, в том числе те, что были расположены в Галвине и рядом с ним. Еще летом, в Эрденоне, Мерсер говорил об этом с Китцерингом. И вот теперь, в Галвине, Марсиаль Роуэн открыто появляется в доме близкой приятельницы и, возможно, любовницы Лейланда Орана. Совпадение? Мерсер все больше верил, что совпадений в этой истории не бывает.

Оставив Роуэна, мадам Эрмесен подошла к Мерсеру.

– Мне кажется, вы узнали моего друга Берлингьера, – мягко сказала она.

– Узнал.

– Вас удивляет его присутствие?

– Не знаю. Кто я такой, чтобы судить об обычаях здешнего общества? Всего лишь приезжий. Но я полагал, что господин Оран также является вашим другом…

– Верно. Между ними давняя вражда. А я принимаю их обоих. Разумеется, они никогда не встречаются. У них разные интересы. Господин Оран, как я уже говорила, не входит в наш избранный круг. Берлингьер, хоть и появляется в Галвине довольно редко, безусловно, в него принят. Вам действительно трудно это понять… Роуэны – одна из старинных фамилий Карнионы, известная еще с доимперских времен, и пусть они не обладают властью и могуществом, мы, истинные ценители благородства, не можем не воздать должного потомку этого рода.

– Благодарю. Теперь мне ясны ваши мотивы.

– Но они вас разочаровали, разве не так?

– Нет. Просто я надеялся переговорить с одной из дам вашего ордена…

Соримонда благосклонно улыбнулась, заслышав это слово.

– …а ее здесь сегодня нет.

– Босетты? Верно, она нездорова. О чем вы хотели с ней побеседовать?

– Вы сказали, что она знакома с тайным языком камней, и это меня заинтриговало.

– Какой-то личный интерес?

– Скорее профессиональный.

– Вот как?

– Где драгоценные камни, там деньги. А где деньги, там происходят события, требующие участия законника.

Соримонда явно была разочарована.

– Не стоит уравнивать сестру нашу Босетту с каким-нибудь оценщиком в ювелирной лавке. Она знает истинную ценность камней, не сводимую к денежной. Тот, кто посвящен в эти тайны, имеет власть над грядущим, над здоровьем и болезнями, печалью и радостью, страстью и целомудрием – всем, чем управляют соки земли, застывшие в камне.

– Разве этим управляют не звезды?

Она поморщилась.

– Мы оставим рассуждения о звездах астрологам, морочащим простаков нелепыми гороскопами; полуслепым университетским профессорам, лепечущим на заумном жаргоне; и лекарям, свершающим кровопускания в зависимости от расположения светил. Древние карнионцы, путем которых мы следуем, полагали, что вся мудрость мира заключена in herbis, in verbis, in lapidaris. [5]

– Стало быть, Босетта в вашем кругу «повелительница» камней, Магдалина, то бишь Лауретта, – слов, и Драгонтина – трав?

5

В траве, в словах, в камнях (лат.).