Шестой ангел. Начало
Шрифт:
— Пожалуй, я уже привык к случайным совпадениям во всем, что касается событий вокруг народного академика. А других братьев у Лысенко не было?
— Был еще один брат. Есть старая фотографии, где все три брата вместе. Потом этот брат Владимир, горный инженер, был главой Джезказганского комбината. Ничего подозрительного.
— Как сказать. Еще одно совпадение. Вспомнил, что выступая по российскому телевидению в программе «Большие родители» в декабре 2000 года, сын академика Лысенко Олег обвинял покойного генетика Эфроимсона в том, что тот клеветал на его отца. Но за эти свои взгляды и за исследование «Об ущербе, нанесенном СССР новаторством Лысенко» арестованный второй раз Эфроимсон был отправлен в лагерь как раз под Джезказган.
— Я этот момент вовсе не упустил. Именно он и навел меня на мысли о пчелах. Немецкая фирма Лысенко занималась изготовлением меда из конских каштанов. Как химик младший Лысенко не состоялся, но пчеловодом оказался опытным.
— Черт, только я подумал, что ты не переходишь рамки конспирологии, так ты опять про пчел.
— Я просто поясняю, откуда мысли о пчелах вообще взялись. Считаешь, что пчел, «прививок темнотой» и кастрации злаков недостаточно? Возможно. Ну так предложи другой и более глобальный вариант механизма заражения полей.
Я был вынужден промолчать — другого варианта пока не было. Но было чувство, что мы упускаем что-то серьезное, и это что-то должно лежать на самой поверхности.
Оставив Алика, который снова начал искать что-то в сети, я пошел к себе в комнату, нашел на каком-то сайте книгу Перуца «Снег святого Петра» и постарался ее быстро прочитать за несколько часов. Хотелось понять, какой такой ключ пытался разглядеть в этой книге Алик? Некоторые его мысли мне больше не казались совсем уж беспочвенными, как поначалу. Перуц почему-то читался тяжеловато. Потом я открыл очередную главу книги Алика.
Черновик Алика Ошибка Руфина
23 мая 395 года.
Маленького роста, худощавый и слабый, Аркадий медленно шел вдоль дворца, подставляя свое смуглое лицо под лучи весеннего солнца. Флавий Руфин задумчиво смотрел из окна на гуляющего императора. На душе у временщика было неспокойно. Императору уже стукнуло восемнадцать, и Руфин чувствовал, что не за горами то время, когда Аркадий возьмет бразды правления империей в свои руки, и он потеряет свой пост самого влиятельного министра на Востоке, префекта претория. Впрочем, Руфин быстро отогнал от себя невеселые мысли — до того ли сейчас, когда Константинополь осажден армией Алариха! Префект отвернулся от окна и внимательно посмотрел на посетителя.
— Так о чем ты хотел поговорить со мной, Хризостом? — в голосе Руфина слышались искренние нотки заинтересованности. Раз Хризостом, преданный слуга покойного императора Феодосия, сам решил встретиться с ним, то это неспроста.
— Хорошо, что ты успел построить новые городские стены, Флавий. Аларих не сможет их преодолеть, — Хризостом почтительно склонил голову.
— Надеюсь, что наши укрепления остановят его. Но долгая осада лишит город сил, мы были совершенно не готовы к нападению. Я всегда проводил суровые законы против язычников, еретиков и прелюбодеев, и никогда у меня не было доверия к этим готам! И не зря, как видишь. Не прошло и пары месяцев после смерти Феодосия, и вот эти приверженцы арианской ереси уже восстали, а теперь они покинули дунайские провинции и стоят под нашими стенами. Может, у тебя есть какие-то мысли по этому поводу?
Но не успел Хризостом ответить, как Руфин сделал предупреждающий жест рукой и поднес палец к губам. Несколько секунд префект прислушивался, а затем громко сказал:
— Лучше мы с тобой, Хризостом, пройдем на террасу. Негоже в такой прекрасный день сидеть в темных покоях.
Хризостом послушно последовал за приглашающим жестом Флавия.
— У стен так много ушей! — раздраженно заметил префект. — И я уже различаю их.
Руфин был прав. На этот раз уши принадлежали
— Возможно, нам удастся изменить мысли Алари-ха, — сказал Хризостом, выйдя вслед за префектом на террасу. — Об этом я и пришел поговорить. Но вынужден я буду начать издалека.
— Говори. Это интересно.
— Четыре года назад император Феодосий послал меня в Александрию. Но основным моим заданием было не разрушение языческих храмов, как считают некоторые, — с этим прекрасно справился бы и сам александрийский епископ Феофил. Я должен был проследить за тем, чтобы были уничтожены книги, упоминающие элевсинские мистерии. В храме Сераписа на тот момент сохранилось еще около 50 тысяч свитков. Естественно, я не мог даже просто проглядеть такое количество книг, и единственным логичным решением было сжечь их все, что мы с Феофилом и исполнили во славу Господа. Нам пришлось воспользоваться помощью монахов-пустынников. С Феофилом было легко работать, этот недалекий фанатик жег книги с искренним удовольствием, не задавая лишних вопросов. О причинах он даже не задумывался, желание сжечь языческие книги казалось ему совершенно естественным и не нуждалось в обосновании. Некоторые свитки я успел отобрать по каталогу и прочитать. Из них я выяснил, что причина, по которой император хотел скрыть тайну элевсинских мистерий, оказалась даже серьезней, чем я предполагал.
— То есть император знал об элевсинских мистериях что-то особенное?
Руфин заинтересовался еще больше. Хотя он вышел из простонародья и был человеком не слишком образованным, но префектом стал совсем не случайно. Врожденная жестокость, властность и тонкое чувство интриги закономерно вывели временщика на самый верх. И сейчас он инстинктивно почувствовал, что тайна элевсинских мистерий сыграет в его судьбе значительную роль. В этом Руфин был прав, но не смог предвидеть, что элевсинская тайна вскоре убьет его самого.
— Нет, я не совсем точно выразился, — поправился Хризостом. — Первоначально император только хотел уничтожить древний языческий культ, мешающий распространению христианства. Слишком много влиятельных людей приезжало со всех сторон в Элевсин, и под действием волшебного напитка они видели своих языческих богов, то есть бесов. Это надо было остановить. Прочтение александрийских книг не прояснило мне точный рецепт напитка, но зато раскрыло глаза на опасность его ошибочного приготовления. Только элевсинские жрецы знали, как сварить напиток правильно. А незадачливый изготовитель ложного напитка вместо встречи со своими богами видел лишь звериный оскал демонов смерти и умирал в страшных мучениях, сгорая от внутреннего огня.
— И ты рассказал об этом императору?
— Да, и не только об этом. Мне также удалось узнать, из чего жрецы приготовляли свое варево. И это знание при определенных условиях могло превратиться в страшное оружие. Его можно было использовать, лишив врагов хорошего урожая и превратив весь их хлеб в страшную пищу одержимости и смерти. Тот, кто отведает такой хлеб, сначала встретится с демонами, а затем будет сожжен адским огнем. Этот огонь будет пожирать его руки и ноги, пока страдалец не лишится их, если только не умрет раньше. Я приехал в Константинополь и стал дожидаться возвращения императора из Италии. Когда Феодосий вернулся и выслушал меня, он убедился в верности своего решения стереть из памяти людей даже следы элевсинского таинства.