Шестой ангел. Начало
Шрифт:
— Феодосий поручил это дело тебе?
— Не мешкая, император послал меня уничтожить сами элевсинские мистерии, чтобы никто больше не смог узнать эту тайну. Мы убили в Элевсине главных жрецов, сожгли их дома и храм Деметры. Правда, возникла небольшая сложность — афинский епископ Климатий подошел слишком близко к разгадке. Мне пришлось подослать к нему убийц. Но когда я снова прибыл в Константинополь, императору было уже не до того. Вопрос с Арбогастом, который возвел на императорский престол своего ставленника ритора Евгения, требовал разрешения. Вскоре император отправился с войском в Италию. А после свержения узурпатора Евгения, когда Феодосий стал правителем единой Римской империи, он и сам прожил недолго, так и не успев вернуться в столицу.
— Так что же это за оружие? — Руфин был возбужден, чувствуя, что удача сама нашла его сегодня.
— Как известно,
Хризостом развернул сверток и показал Руфину содержимое.
— Мы обнаружили их в тайнике ларца в храме Деметры. Это семена священного огня. Епископ Климатий сначала забрал их себе, но мои убийцы нашли сверток у него за пазухой.
— Так знаменитый афинский мор был связан с элев-синскими мистериями? — префект был удивлен. — Никогда не слышал об этом.
— Конечно, жрецы не могли не попытаться скрыть случившееся. И это им удалось. Никто не узнал, что языческие бесы однажды вырвались наружу, а жрецы не смогли их удержать. Тайна была сохранена. Жрецы рода Эвмолпидов знали, откуда пришла беда, но сами не решились ничего рассказать населению, им нужно было избежать любой огласки о связи мора с элевсинскими мистериями. Эта чума и так сильно поколебала религиозные чувства. Люди, массово умирающие от неведомой болезни, даже разуверились в богах, которые не смогли защитить их. Афинян сжигал внутренний огонь, и чтобы погасить его, они прыгали в колодцы и тонули в них. Заболевших била дикая дрожь, а руки, ноги и даже их мужское достоинство отваливались сами собой. Афины тогда представляли собой печальное зрелище. Вымирающее население, не ведающее причин смерти, стремительно уносящей жизни молодых и еще недавно здоровых людей.
— Полагаю, это было страшное зрелище, — злая улыбка играла на губах Руфина.
— Заброшенные святилища, расхищенная из храмов без опасения навлечь на себя гнев богов культовая утварь — вот что пришло на смену ревностному религиозному пылу граждан главного города Эллады. Люди открыто хулили и поносили богов, ибо те не внимали их мольбам о спасении и оставались совершенно безразличны к мукам людей. Население разуверилось и во врачах, которые наглядно показали свое бессилие — почти все они сами умерли во время этого мора. Нужен был человек со стороны, не местный, который бы указал выход из создавшегося положения. Тогда жрецы вызвали в Афины молодого врача Гиппократа. Он ведь и стал так широко известен именно после того, как остановил болезнь. За то, что он спас жителей от эпидемии, его избрали почетным гражданином Афин и увенчали золотым венком, а жрецы сделали его посвященным и допустили к элевсинским мистериям. Теперь об этой истории никто не сможет узнать или даже догадаться — почти все книги, в которых были хотя бы намеки на истоки болезни, я сжег в Александрии. Есть, правда, еще Книги Сивилл в Риме, но даже император не осмелился уничтожить их.
— Я читал об этой ужасной афинской чуме, кажется, у Фукидида.
— Да, Фукидид, сын Олора, подробно описал болезнь и симптомы, он ведь сам тогда был болен и знал, о чем пишет. Но книга Фукидида, которого пощадила болезнь, нам не опасна. Его описание может лишь запутать следы, поскольку знаменитый грек также упомянул и некоторые симптомы, которых не должно было быть. Вероятно, их ему просто подсунули жрецы. Или тот же Гиппократ.
— Получается, что авторитет Гиппократа раздут
— Почему же? Он ведь спас Афины от этого мора. А не скрыть, что опасность связана с элевсинскими мистериями, он просто не мог. Однако он сделал для города главное — ему удалось спасти оставшихся жителей. Говорят, что он жег в городе особые ароматические травы. Но это было лишь прикрытием. Гиппократ остановил эпидемию более простым способом, подсказанным ему, без сомнения, самими жрецами — он сжег поля с пшеницей.
— И эта пшеница была поражена семенем священного огня?
— Да, это была пшеница с черным зерном. Возможно, люди даже знали, что из такой пшеницы нельзя печь хлеб, но голод во время войны…
— Значит, каким-то образом черное зерно попало с тайного жреческого на обычное поле?
— Виной, вероятно, были долгие дожди накануне войны. А может, и чья-то злая воля. Теперь нам этого уже не узнать.
— Но это имеет для нас большое значение. Опасно то оружие, которое трудно удержать в руках, ибо оно может обернуться против нас самих.
— Случайно это произойти практически не может. То, что произошло в Афинах, исключение — ведь это было только один раз за две тысячи лет. Лишь неудачно сложившиеся обстоятельства помогли священному огню вырваться в мир. Заставить черное зерно цвести на пшенице непросто, жрецы учились этому на протяжении веков. Только рожь подвержена его действию безо всяких усилий. Но ведь у нас же никому не придет в голову возделывать этот сорняк?
— Варвары в своих землях рожь растят.
— И это значит, что у нас есть невидимое оружие против них.
— И я знаю, как им воспользоваться! Точнее, пока только сплетнями о смертельном оружии. — Руфина внезапно осенила идея. — Нам надо для начала решить неотложные проблемы. Не сам этот священный огонь поможет нам сейчас, а слух о нем. Этот молодой готский король Аларих любит свой народ, и если он узнает, что жизнь его варварского племени под угрозой, то приложит все силы, чтобы помочь соплеменникам избежать этой опасности. Таким образом он уйдет от Константинополя, бросится в Элевсин, чтобы уничтожить даже память о мистериях, и сожжет там все до основания. А тем временем армия Стилихона справится с самими этими варварами. Потом мы уже подумаем, как можно применить черное зерно против других наших врагов.
— Я бы не слишком бы доверял Стилихону, он ведь тоже варвар, — покачал головой Хризостом. — К тому же надо учитывать, что поход Алариха будет бесполезным: ведь мы и так все сожгли в Элевсине, мистерии уже забыты.
— Но Аларих этого не знает. А узнает он только то, о чем я ему лично сообщу. Сейчас же прикажу организовать нам встречу. Придется выйти за стены в его лагерь. Я найду, как убедить его, и не забуду упомянуть, что жрецы Элевсина все еще владеют тайной, и достаточно добыть у них семена священного огня, чтобы родина Алариха обезлюдела. Скажу, что именно такие планы вынашивает этот евнух Евтропий. А когда Аларих уйдет, благодарность ко мне жителей Константинополя за то, что я уговорил этих готов снять осаду, не будет иметь границ. Стилихону я тоже не доверяю, прекрасно получится, если эти варвары уничтожат друг друга.
Хризостом опять почтительно склонил голову. Этот Руфин, хоть и сын простого башмачника, но с ним можно иметь дело. Похоже, план префекта может сработать.
Евтропий отлип от слуховой дыры и потер покрасневшее ухо. Он с досадой понял, что не успеет помешать Руфину встретиться с Аларихом. Евнух напряженно задумался. Неужели Руфин выиграет, да еще и подставив его, казначея двора? Для того ли он так долго пробивал себе путь наверх, чтобы стать жертвой какого-то выскочки-галла? Но хитрый евнух тоже был не лыком шит. Вскоре недобрая ухмылка перекривила его лицо. Если он не может выйти за городские стены и предупредить Алариха об обмане Руфина и о клевете на него, Евтропия, то уж Стилихону, когда тот прибудет из Италии, он преподнесет все как надо. Конечно, он не будет упоминать, что в Элевсине уже ничего нет. Стилихон тоже варвар, вандал по отцу, вряд ли ему понравится, что у Руфина есть опасное оружие против других народов. И тогда Стилихон попытается договориться с Аларихом, не станет с ним сражаться, а вместо этого найдет способ убить Руфина. А для подстраховки стоит послать весточку и магистру армии Гайне, командиру легионов, участвовавших в походе Феодосия против Евгения. Вот уж ему опасность префекта для готов точно не понравится — он ведь тоже гот. А легионы Гайны через несколько месяцев должны прибыть в Константинополь. Так или иначе Руфин падет, и тогда новым фаворитом августа станет он, бывший раб Евтропий.