Шевалье де Мезон-Руж (другой перевод)
Шрифт:
— Ах, Лорэн! — вздохнул Морис.
— Так вот, из этого следует, — продолжал моралист, — что ты был или в какой-то степени есть друг врага родины. Постой, постой, не возмущайся, дорогой друг. Ты как Анселан [57] , едва шевельнешься, как гора уже приходит в движение. Повторяю, не возмущайся, а лучше признайся, что ты больше не ревностный патриот!
Лорэн произнес эти слова со всей нежностью, на которую только был способен, и почти с искусностью Цицерона.
57
Анселан — один из титанов, восставших против Зевса. Бежал на Сицилию,
Морис промолчал, выразив свой протест жестом.
Но Лорэн не довольствовался таким ответом и продолжал:
— Ах, Морис, если бы мы с тобой жили в какой-нибудь оранжерее, при постоянной температуре, не превышающей по правилам ботанику шестнадцати градусов, я бы сказал, дорогой Морис, что всё это очень элегантно, всё, как надо, время от времени будем немножко аристократами, это хорошо пахнет. Но ведь сейчас время жатвы, и мы живем при 35–40-градусной жаре! Под ногами тех, кто считается умеренным, горит земля. А уж когда подует холодом, то это уже признак подозрительности. А если уж кто считается подозрительным, то, дорогой Морис, ты слишком умен, чтобы не знать, что следует за этим.
— Ладно! Пусть уж меня быстрее убьют и все на этом закончится, — воскликнул Морис. — Я устал от жизни.
— Возможно, четверть часа назад я бы и позволил тебе сделать так, как ты хочешь, — ответил на это Лорэн, — но ведь ты прекрасно понимаешь, что сегодня нужно умирать республиканцем, ты же умрешь аристократом.
— О! — воскликнул Морис, у которого в жилах начинала бурлить кровь, от нетерпимого горя, следствия сознания своей вины. — О, ты зашел слишком далеко, друг мой.
— Я зайду еще дальше, потому что ты стал аристократом.
— Донесешь на меня?
— Тьфу ты! Нет, я закрою тебя в подвале и по звуку бубенчика буду искать, как заблудившегося. Потом объявлю, что аристократы мучили и морили тебя голодом, как Эли де Бомона [58] , мсье Латюда [59] и других. Когда же тебя найдут, то рыночные торговки и старьевщики из секции предместья Виктор публично увенчают тебя цветами. Так что постарайся вновь стать Аристидом [60] , иначе твоя дальнейшая судьба не вызовет сомнения.
58
Эли де Бомон Жан-Баптист-Жак (1732–1786) — адвокат Парижского суда, защитник Каласа.
59
Латюд Жан-Анри (1725–1786) — авантюрист, вследствие ссоры с мадам де Помпадур был заключен в Бастилию, затем в другие тюрьмы, общий срок его заключения равнялся 35 годам.
60
Аристид (ок. 540–467 г. до н. э.) — афинский генерал и государственный деятель.
— Лорэн, Лорэн, я знаю, что ты прав, но я качусь под откос, как будто меня тащит неведомая сила. Меня несет туда судьба? За это ты сердишься на меня?
— Я не сержусь, а браню тебя. Вспомни о тех сценах, которые Пилад устраивал Оресту [61] почти ежедневно. Они свидетельствуют о том, что дружба — это своего рода парадокс, друзья дискутировали с утра до вечера.
— Оставь меня, Лорэн, так будет лучше.
— Никогда!
— В таком случае, позволь мне любить, сходить с ума, а может даже стать преступником, потому что, если мы еще с ней встретимся, я убью ее.
61
Орест
— Или упадешь перед ней на колени. Ах, Морис, Морис, ты влюбился в аристократку, кто бы мог подумать, что такое может случиться. Ты точно как бедный Осселэн [62] с маркизой де Шарни.
— Прекрати, Лорэн, умоляю тебя!
— Я вылечу тебя, Морис, черт меня побери. Я не хочу, чтобы в лотерею ты выиграл гильотину, как говорит бакалейщик с улицы Ломбар. Сейчас ты начнешь возмущаться. Будешь изображать из меня кровопийцу. Но мне, Морис, нужно предать огню остров Сен-Луи [63] . Факел мне, факел!
62
Осселэн Шарль-Никола (1754–1794) — деятель французской революции, член Конвента, примыкал к якобинцам. В 1794 г. арестован и казнен по обвинению в укрывательстве контрреволюционеров.
63
Остров Сен-Луи — французская колония, другое название о. Реюньон, ранее назывался о. Бурбонов.
Морис невольно улыбнулся.
— Ты забываешь, мы условились говорить только в прозе.
— Но ведь своим безумством ты переходишь все границы, — ответил Лорэн. — Морис, давай запьем, станем пьяницами или будем выступать на собраниях с разными предложениями, начнем изучать политическую экономию. Но ради Бога, давай никогда не влюбляться. Давай любить только Свободу.
— Или Разум.
— Ах, да, богиня передает тебе привет и находит, что т, ы — очаровательный смертный.
— И ты не ревнуешь?
— Морис, для того, чтобы спасти друга, я готов на любые жертвы.
— Спасибо, мой бедный Лорэн, я оценю это. Но самый лучший способ утешить меня, видишь ли, это дать мне возможность упиться своей печалью. Прощай, Лорэн! Ступай к своей Артемизе!
— А ты куда пойдешь?
Морис сделал несколько шагов в сторону моста.
— Разве теперь ты живешь в районе старинной улочки Сен-Жак?
— Нет, но мне хочется пройти через этот район.
— Чтобы еще раз посмотреть на то место, где жила твоя бесчеловечная?
— Чтобы посмотреть, не вернулась ли она, ведь она знает, что я жду ее. О, Женевьева, Женевьева! Я никогда не думал, что ты способна на такое предательство!
— Морис, один тиран, который слыл прекрасным знатоком прекрасного пола — он умер от того, что сильно любил — говорил:
Женщина так часто меняется, И безумец тот, кто ей доверяется.Морис вздохнул и друзья направились к старинной улочке Сен-Жак.
По мере приближения, они все отчетливее слышали сильный шум, видели поднимающееся зарево, слышали патриотические песни, которые днем, под солнцем, в бою, казались героическими гимнами, но ночью, при свете пожара у этих песен появлялся мрачный оттенок пьянства и каннибализма.
— О, Боже мой! Боже мой! — произнес Морис, забывая о том, что Бог был упразднен.
Он продолжал идти, его лоб покрылся потом.
Лорэн посмотрел на продолжающего шагать Мориса и прошептал сквозь зубы: