Шейх моей сестры
Шрифт:
Он не обделен, вчера ему было хорошо в компании голых девушек в хамаме.
Каждое слово Аиши больно било в грудь. Я словно потерялась в пространстве, пока на меня смотрели три пары глаз. Вопросительные — Аиши, любопытные — Хусейна, равнодушные — Карима.
Аппетит моментально пропал. Я опустила глаза на недоеденный хумус с кусочком теплой лепешки. Пару секунд назад я бы положила еще хумуса и попросила прислугу принести катламу*. В горле образовался ком, который не позволял вдыхать и выдыхать воздух.
Я осталась одна.
В одиночестве.
Раньше я всем делилась с Хайей, но сестра отвернулась от меня и не хотела слышать. Вторым человеком в моей жизни был Джахид. Мама всегда говорила, что я должна надеяться на старшего брата. Но как я скажу Джахиду, что застала своего мужа с куртизанками в хамаме? Чем он поможет мне? Заступится за меня? Я уже не принадлежу своей семье, только семье мужа, в которой не могла найти поддержку.
— Видишь, она даже ответить не может!
— Прости, Аиша, но я не готова к деторождению от грязного мужчины. Прошу прощения.
Я вышла из-за стола в надежде, что меня оставят в покое. Я не способна вынести столь сильное напряжение. Однако меня остановила жесткая мужская хватка.
— Амина, подожди.
Почему я надеялась, что Карим оставит меня в покое и потребует объяснений после окончания завтрака? Порой я была слишком наивна.
Потому что на меня смотрели жесткие карие глаза. Глаза Хусейна.
________________________________________
*Катлама — арабская слоеная лепешка.
Глава 20
— Амина, подожди.
Я бы двинулась дальше, если бы сразу поняла, что меня остановил Хусейн, а не Карим. Лучше бы я не заглядывала в серьезные глаза брата мужа. Лучше бы не вспоминала, что видела его полностью обнаженным. О, Аллах! Помоги мне выкинуть эти сцены из своей жизни и забыть, как выглядит чужой мужчина! Помоги забыть стыд, который я испытала, увидев своего мужа с другими женщинами. Забыть унижение.
И странное чувство неловкости, которое я не могла объяснить…
— Ты не доела.
— Спасибо, я не голодна.
Я отняла руку и шагнула к лестнице на второй этаж, пробегая мимо служанки в хиджабе и никабе, но меня остановил строгий тон:
— Я не скажу брату, что видел тебя в хамаме.
Я остановилась на первых ступеньках лестницы и, обернувшись, завидела ехидную улыбку Хусейна.
— Зачем ты пришла туда? — спросил он, подойдя к лестнице, но сохранив приличное расстояние между нами.
— Услышала шум, не могла уснуть.
— В хамаме стоит звукоизоляция. Ты не могла проснуться от шума.
— Теперь понятно, зачем она стоит.
— Ты не должна была это видеть. Ты не должна была видеть меня.
В первую
— В следующий раз я надену никаб на глаза.
— А ты забавная.
— Ты — нет. И ты не должен смотреть на меня, я жена твоего брата.
— Ты не должна была видеть, как я трахался, но что-то пошло не так.
Снова это слово. Я хотела заткнуть уши руками, чтобы больше не слышать его, но вместо этого подняла руки к небу и мысленно молила всевышнего избавить меня от унижения и от грязи в моей жизни.
— Карим не трогал женщин, — добавил Хусейн.
— Он смотрел на голых девушек, а ты… занимался… этим… с двумя… я…
Я не могла воспроизвести увиденное вчера, и надеялась, что Хусейн меня правильно понял. Так и случилось, судя по расплывшейся улыбке.
— Мой брат сложный человек, но он всегда соблюдает Коран и верен Аллаху. Он не совершил ничего запрещенного.
Я в этом больше не уверена. Если вчера я готова была пойти на контакт и попробовать жить жизнью, предписанной судьбой. Сейчас нет. Карим унизил меня этим поступком. Если Хусейн знал о случившемся в хамаме, то наверняка Аиша и другие родственники тоже были в курсе.
Может предубеждение от Шахира правдиво, и он не соврал? Может королевская семья действительно покрыта грехами, о которых простые смертные могли лишь догадываться и предполагать? Значит, Карим могу действительно взять меня в жены, чтобы прикрыть свои грешные утехи.
Свои грешные игры*…
— Зачем ты говоришь об этом?
— Потому что не хочу рушить жизнь брата.
— Не мне судить поступки шейха Карима.
— Ты только это и делаешь.
— Аллах все видит и вынесет вердикт без моего участия. Мы все будем равны перед всевышним после смерти.
Я поднялась в свою комнату, радуясь, что Хусейн не пошел следом и позволил остаться наедине в своей комнате. Душ. Быстрый. Душ. Он необходим, чтобы отчиститься от грязи в столовой. Какой позор. Какое унижение. Если бы моя мама была рядом, я бы могла…
Даже ей не пожаловалась бы, потому что не имела права… не имела…
— За что мне это?!
Я стукнула кулаком о стенку душевой кабины и упала на пол, чувствуя соленые слезы на своих губах.
Я не знала, кому был адресован вопрос: самой себе, судьбе или Аллаху? Моим родителям, моей маме или сестре? Шахиру, Аише или Кариму? Я никогда не получу ответ на этот вопрос. Никогда. Я могла долго плакать в душевой кабине, лежать в позе эмбриона, чувствуя теплые капли с потолка душа.
Я в отчаяние. Я раздавлена. Я унижена. И я не представляла, как мне жить дальше.