Схимники. Четвертое поколение

Дорош Сергей Васильевич

А к вечеру возле города взвились хоругви вилецких полков. Имперские ратники шли весь день ускоренным маршем и с ходу вступили в бой. Отряды, сторожившие окраины, были сметены мигом. Атаман сказал бы, что Мятежник проиграл имперским воеводам все, что только мог. Он ждал их на сутки позже, рассчитывал, что к тому времени подойдут лесные братья, потому оборона стен не была приведена в надлежащее состояние. Узнав о том, что в городе уже идут бои, Мятежник ринулся туда, и полтысячи вильцев героическим броском прорвались к детинцу и взяли его. Теперь дурные вести посыпались на моего брата со всех сторон. Наконец-то он выстроил цепочку, по которой мог быстро получать информацию, но теперь это ничего не меняло.

В бой были брошены

отборные отряды бочажцев во главе с учениками Мятежника. И вот тогда все впервые увидели, как схима пошла на схиму, ибо во главе вильцев шли чужие ученики, и было их гораздо больше.

– Ты знаешь, как это – терять ученика. – Тихий шепот Мятежника звучал подобно грому. – Ты высматриваешь тех, особенных, кто может принять твою науку, вкладываешь в него частичку себя. Дети? Да они больше, чем дети по плоти. Это – продолжение не твоей крови, но твоих идей, мыслей, мечтаний. А потом они начинают умирать, один за одним. Искатель, ты понимаешь, они ведь меня спасали. Я ведь столько рассказывал им о том, что схимник может послать своих учеников против другого схимника, и те, не обнажая оружия, вполне смогут его захватить в плен. Они ведь подумали, что это за мной пришли. Потому ни один не отступил. Искатель, их лица до сих пор стоят у меня перед глазами, я слышу их голоса. Они приходят во снах, просят меня объяснить. А что я им объясню? Последние гибли у меня на глазах. Это уже была не война простых людей. Там, где находился я, собрались все чужие ученики, они отослали простых ратников. А вокруг меня встали стеной мои послушники, и оказалось их несравненно меньше. Ты думаешь, я не пытался их спасти?

– Я знаю, Мятежник, ты пытался, – так же тихо ответил я. – Если бы не попытался, твой внутренний огонь сожрал бы тебя.

– Стоило мне вступить в бой – имперцы убирали мечи. В их руках появлялись арканы, дубинки, даже сети. Один раз ученики меня еле отбили. И тогда…

И тогда его ученики сказали: «Если погибнет кто-то из нас – погибнет лишь один боец, если же погибнешь ты, погибнет надежда сбросить Империю». Большая часть осталась прикрывать отступление. Остальные раздобыли коней и пошли на прорыв из города. Они стремились навстречу лесным братьям, которые были уже недалеко. И в этом прорыве отряд таял, как снег под весенним солнцем. Если очередной отряд имперцев садился на пятки бегущему Мятежнику, кто-то из его учеников оставался и покупал своей жизнью время для учителя.

И тогда Мятежник не выдержал. Боль потерь захлестнула его с головой, вскипела и вырвалась диким криком. Вопль боли отчаявшегося схимника взвился над городом, повис, перекрывая все звуки, хлынул волной вниз. И тогда город сошел с ума. Все жители выплеснулись на улицы. Началось то, что позже назвали Бочажской резней. Старые калеки бросались на имперских ратников, пытаясь достать их своим костылем. Матери бросали в захватчиков младенцев и прыгали следом с кухонными ножами, целясь в лицо, не прикрытое броней. Ремесленники, никогда не державшие оружия, хватали, что под руку подвернется, и становились стеной против закаленных ратников. Богатейшие купцы и нищие дрались плечом к плечу и погибали. Подбитые железом сапоги имперских пехотинцев чавкали, ступая по кровавой жиже. Мятежник не знал, какая сила разбужена его отчаянием… Но все уже было напрасно. Закаленные в боях ратники имели четкий приказ: подавить мятеж, – и мятеж был подавлен.

– Мы вырвались вчетвером. – Мятежник сник, растратив весь свой жар. – Те трое, кто сейчас находится здесь, единственные из моих первых учеников, которые спаслись. Где-то в городе мы лишились коней. Сперва мне казалось, что погоня все-таки отстала. Увы, я ошибся. И вот тогда я встретил его.

Преследователи уже дышали в затылок. На лицах учеников было лишь отчаяние. Они понимали – имперцев не меньше десятка. Они же втроем могли отсрочить неизбежное ненадолго. Оставалось одно – положить как можно больше, чтобы от остальных

учитель сумел отбиться. И тут навстречу им вышел седой, чуть-чуть сгорбленный человек. Они не сразу поняли, что перед ними схимник. Мятежник двинулся вперед, закрывая своих учеников. Спина, согнутая горем этой трагической ночи, распрямилась. Схимник против схимника. Никаких запретов и ограничений. Теперь Мятежнику казалось, он знает, что делать, но седой лишь указал быстрым нервным жестом себе за спину.

Беглецы прошли мимо того, в ком я по описанию сразу узнал своего знакомца из Лихова. Лишь брат чуть-чуть задержался, ровно настолько, чтобы увидеть, как незнакомец обнажил широкий антский меч. «Кого мне благодарить за спасение?» – спросил он, преодолевая чувство вины. Ведь этот схимник делал ради незнакомых людей то, чего не сумел мой брат ради своих учеников, – нарушал правила. «Отшельник я, – бросил седой через плечо. А потом добавил: – Кое-кто нарушил уговор, теперь придется расплатиться».

– К полудню я встретил отряд лесных братьев. Все вместе мы вернулись туда, где я столкнулся с Отшельником. Напоролись на отряд имперцев, который благополучно вырезали. После Бочага мы не щадили никого. Отшельник лежал на спине, так и не выпустив меча. Я насчитал одиннадцать вильцев, погибших не от стрел. Ровно столько нас преследовало. В горле Отшельника, перебив позвоночник, торчал меч вилецкой ковки. Один удар – один труп.

– Еще один труп, – эхом отозвался Ловец.

– Он перебил их всех! – запальчиво воскликнул Мятежник. – Он должен был спастись! Ученикам не по силам убить схимника! Значит, явился кто-то двенадцатый. Схимник. Убил его. Понимаешь, Искатель! Да, этот кто-то был в своем праве! Отшельник поднял меч на послушников и тем обрек себя! Но, чтоб мне сдохнуть, я в долгу перед ним! И ни за что не прощу его убийцу! Смерти моих учеников – дело рук его последователей. Потому я уверен, что никто из наших с тобой братьев не может стоять за Империей. Да, мы спорили, не сходились во взглядах, иногда даже морды друг другу бить пытались…

– Да уж, помню, как вас с Атаманом всем миром разнимали, – кивнул я.

– Всяко было, но мы не пошли бы друг против друга. Я мог бы списать все, что произошло в Бочаге, на незнание простых учеников, с кем они имеют дело. Но там был схимник! Будь это наш брат или сестра, они узнали бы меня и прекратили все это. Это – кто-то чужой.

– Тогда выходит, это кто-то из детей Охотника, – задумчиво произнес Ловец.

– Почему? – спросил Мятежник.

– Потому что из моих братьев Акын безвылазно жил в степях, а Палач умер, по моим предположениям, от рук имперцев. К тому же, по обычаю, преимущественное право наказания убийцы имеют его братья. Знаю, что этот обычай не прошел испытания временем, но все же он существует, и косвенно это подтверждает мою версию.

– Это не Караванщик, – тут же сказал я.

– Ясное дело, – кивнул Ловец.

– Караванщик? – переспросил Мятежник.

– Брат Отшельника, – пояснил я. – Единственный известный мне живой ученик Охотника.

– Значит, все просто. – Глаза Мятежника вспыхнули. – Я найду этого Караванщика и вытрясу информацию о братьях. А потом мы отыщем их. И каждого я возьму за горло и посмотрю в глаза. Я узнаю, кто убил Отшельника.

– Боюсь, не стоит далеко ходить, – заметил Ловец. – В город проник схимник под видом имперского дружинника.

– Это ни о чем не говорит, – вмешался я. – Любой из нас смог бы провернуть подобное, изменив внешность.

– Ты прав, брат, ты прав. – Казалось, новая идея захватила Мятежника целиком. – Надо все обдумать. Надеюсь, ты останешься у меня на ночь?

– Нет, брат, мы, пожалуй, пойдем. Спасибо за угощение.

– Но почему?

– Не волнуйся, брат, я никуда не денусь из Золотого Моста. Так что еще свидимся.

– А ведь я искал тебя после вести, которую ты передал мне через учеников, только в Империи это для меня не так просто.