Схимники. Четвертое поколение

Дорош Сергей Васильевич

– Нечего мне с тобой обсуждать, – резко ответил он. – Наши караваны ходят разными дорогами, и чем меньше они пересекаются, тем лучше для нас.

– Зачем ты так? – спросил Ловец. – Мы оба приглашаем тебя. Неужели мир этот столь тесен, что два десятка схимников не могут ужиться, не толкаясь плечами?

– В этом наилучшем из миров возможны любые вещи, даже те, что кажутся невозможными. Я не знаю твоего имени, кузен, и знать не желаю.

– Но разве сейчас не тот момент, когда всем нам тяжело? Разве не стоит он разговора?

– У всех свои проблемы. С моими я

разберусь сам.

– Не эти ли проблемы заставили тебя повесить на плечо саблю?

– Эта сабля моя, жизнь – тоже моя. Мне решать, где носить мою саблю и как распоряжаться моей жизнью.

– Наверно, Охотник был плохим учителем, – тяжело вздохнул Ловец. – Да, плохим, если не сумел вложить в тебя простое понимание, что мелкие дрязги по пустяковым поводам недостойны принявшего схиму.

– Мое понимание тоже оставь мне. – Караванщик уже буквально рычал.

– Печально, – промолвил Ловец. – Хорошо, я оставлю тебе твое понимание, твою гордыню, твою жизнь вместе с твоей саблей. Иди с миром.

– Нет, кузен, уйдем мы, – перебил я его. – Караванщику здесь привычнее, а мы поищем другое пристанище. Город большой. Кстати, Караванщик, здесь действительно великолепный кус-кус. Хотя, боюсь, мои ученики не оценили его по достоинству. Они непривычны к блюдам твоего народа.

– Если передумаешь, твоих умений хватит, чтобы отыскать нас, – небрежно бросил Ловец, вставая. – Прятаться мы не намерены… от тебя.

– Не думаю, что в этом будет нужда. Я не хочу иметь ничего общего с этим отродьем шакала и ишака, – с деланой небрежностью бросил Караванщик.

– Между нами могут быть споры и противоречия, – сквозь зубы процедил Ловец, – да, могут. Но, оскорбляя другого схимника, ты унижаешь прежде всего себя.

– Оставь. – Я положил руку на плечо степняка, уже начинавшего распаляться. – Собака лает – ветер носит – караван идет. Пошли и мы отсюда.

– Раньше мне доводилось встречаться с твоим братом Бродягой. С прискорбием должен заметить, что не все ученики Охотника столь же достойны, как он, – произнес Ловец напоследок.

Мы покинули караван-сарай, оставив Караванщика в одиночестве. Ловец буквально кипел. Видно, подобное отношение между схимниками стало для него чем-то новым. Да и чего уж таить, меня все это тоже задело. Мы с Караванщиком – далеко не друзья. Но я и не подозревал, насколько глубока его неприязнь.

– Это ревность. – Ловец тряхнул головой. – Вы занимаетесь одинаковым делом, но ты гораздо более известен, чем он. У тебя четыре великолепных ученика, да, великолепных, а у него – ни одного.

– Только моим ученикам этого не говори, – предупредил я, хоть, признаюсь, столь лестная оценка другого схимника вызвала радость в моем сердце и улыбку на губах. Сами ученики следовали поодаль, решив не мешать разговору старших.

– Он действительно худший из схимников, хоть я знал лично немногих. Такой короткий разговор, а я не разглядел в нем ничего, кроме зависти, ненависти и раздражения. Не удивлюсь, если его сабля отнимала жизни. Я не знаю, как это отражается на схимнике, может, потому не различил на нем печати убийцы?

– Ты знал Палача, – напомнил

я. – На его счету немало жизней.

– Это не то, – отмахнулся Ловец. – Да, не то. Палач – лишь инструмент, позволяющий себе немного самостоятельности. Убивает ведь не он, а те, кто выносит приговор. Это – работа, кому-то же надо ее делать. Мне жаль, что он разменивает схиму на это, но с другой стороны, возможно, по-своему он прав. Был прав, – тут же машинально поправился он.

– Да, на Палаче его работа отразилась мало, – подтвердил я. – Но встречался мне другой несущий печать убийцы. Я знаю, как она выглядит. Это ни с чем не спутаешь. Так что в этом Караванщик чист… пока.

– Убийца?! – Ловец резко остановился и схватил меня за плечо. – Ты покарал его?

– Смеешься? – Я мягко, но настойчиво убрал его руку. – Я был один – и он один… э-эх, – вдруг оборвал сам себя. – Да не в том дело. Не стал бы он сопротивляться в полную силу. Это терзало его изнутри. Он сам наказывал себя каждый день, каждый час. Что к этому прибавит смерть? Я отпустил его с миром.

– И может быть, тот, кого ты отпустил, переварил свою вину и теперь убивает нас.

– Постой, Ловец. Никаких «нас» нет. Убит лишь Палач, и то я в это не верю. Но хорошо, представим, что это так, что он – мертв. Палач отнимал жизни. Цель – не так важна. Формально обычай на стороне того, кто его убил. Сперва ты ошеломил меня заявлением, что Палач мертв. Я не сразу все осознал. Ты ведь боишься за свою жизнь? Почему? На тебе так же, как на Караванщике, печати убийцы нет. Зачем кому-то твоя жизнь?

– Разное бывало. – Ловец разом сник. – Я многих убивал до схимы. И потом иногда ходил по краю. Да не в этом дело! Я же говорю, чутье, да, чутье не дает мне покоя. Словно все происходящее вокруг гораздо глубже, а я не могу заглянуть так глубоко! И это непонимание заставляет меня метаться. А я же схимник! Мой разум настолько отточен, что непостижимого в этом мире для меня просто быть не должно! Вот такое противоречие.

– Мы не всемогущи, – в очередной раз произнес я избитую истину.

– А иногда хотелось бы, – проворчал он и вдруг резко сменил тему. – Что произошло между тобой и Караванщиком?

– Глупая история. – У меня вырвался тяжелый вздох. – Коротко рассказать – проще повторить твои слова: «Двум схимникам тесно в одном улусе». Оба мы – путешественники. И оба путешествовали с торговыми караванами. Проводники, переговорщики с властями и партнерами, а иногда – защитники. Вот только договариваться у меня лучше получалось. Дело это тонкое, общих шаблонов не терпит. Какой-нибудь чиновник – у него строгий приказ. Да еще желание какую-никакую мзду поиметь. Влиять на него грубо – выдать себя, привлечь внимание. А там, глядишь, слухи разойдутся. Словом, ни он, ни я на подобное не могли пойти. А мягко влиять – не всегда выйдет. Здесь талант нужен. У меня он есть, у него – нет. Какое-то время он пытался копировать мои действия, просто механически, как переписчик копию книги делает. Иногда это проходило, иногда нет. У меня же проходило всегда. Ну и сам понимаешь, кого купцы предпочитали нанять, если был выбор.