Схимники. Четвертое поколение

Дорош Сергей Васильевич

– И кого тогда искать? – задумчиво спросил Ловец.

Мы остановились в каком-то переулке, не зная, куда идти дальше. После увиденного в порту я сторонился людных улиц. Отчего-то это бурление людского муравейника показалось мне… грязным, что ли. Не знаю, как назвать охватившее меня чувство. Впервые я столкнулся с подобным. Словно… словно увидел свою любимую детскую игрушку в руках прокаженного. Почему меня влекло к морю? Ведь среди моих предков, в этом я точно уверен, моряков не было. В Венедии даже больших рек нет, таких, чтобы другого берега не было видно, чтобы хотя бы отдаленно напомнили море. Не знаю, может, это –

какая-то мечта о неизведанном? И вдруг – вот оно, море, бескрайний водный простор, но покрытый кораблями, плавающими отбросами, берег, кишащий людьми, как тюфяк в захудалой таверне – клопами.

– Похоже, мы все-таки кого-то найдем, ох найдем, – прервал Ловец мои размышления. – Как там венеды говорят, на Ловца и зверь бежит.

Он хохотнул своей шутке. И сделал знак мне следовать за собой. Переулок вывел нас на людную улицу. И уже на ней заметил я того, кто привлек внимание Ловца. Человек вроде бы мало отличался от местных жителей. Короткие штаны, просторная рубаха, босые ноги, голова повязана косынкой. Одежда светлая, такая не притягивает солнечных лучей. Подобным образом одевались и рыбаки, и моряки, и простые портовые грузчики. С одной стороны, тело прикрыто от безжалостных солнечных лучей в море, где нет тени. С другой – просторная одежда позволяет ветерку гулять свободно, даря хоть какую-то прохладу. Ну а босые ноги не так скользят на мокрой палубе. Грузчики же за день проходят столько, что никаких сапог надолго не хватит. Словом, все как заведено в этой части Золотого Моста, но, приглядевшись, я различил в движениях тот малозаметный оттенок, который может добавить лишь приобщение к схиме. «Морячок» был чьим-то учеником. И далеко не первого года.

Возможно, я бы и не распознал ничего необычного, уловив его силуэт краем глаза, когда он проходил мимо переулка, где мы остановились. Но со мной был Ловец, тот, кто выслеживает нужных людей так же хорошо, как я влияю на их чувства, мысли и решения, просто ведя отвлеченную беседу. Теперь мы шли, стараясь избегать его взгляда. Ловец вел нас, потому я взял на себя тыл. И вскоре обнаружил еще двоих, одетых так же, как наш «моряк». Они явно присматривали, не увяжется ли кто за их другом. Но мы обнаружили их первыми. Ловец одобрительно кивнул. Видимо, не ждал подобной прыти от меня. Мои ученики тут же один за другим свернули в переулки, а потом вновь появились, но уже за спиной чужих учеников. Мы же с Ловцом продолжали идти в самом центре треугольника, который образовали «моряки».

Сперва они шли по той же улице, но потом свернули на параллельную, куда-то в район складов. Некоторое время пропетляли в лабиринте переулков. Теперь и нам пришлось пристроиться за их спинами. Слишком безлюдными стали места. Наконец они остановились возле какого-то склада, имевшего весьма запущенный вид, осмотрелись, в очередной раз проверяя, нет ли слежки, и юркнули внутрь.

– Вокруг чисто, – сообщил Ловец. – За входом наблюдают четверо. Да, четверо.

– Неплохо кто-то устроился, – усмехнулся я. – Эти трое, четверо наблюдателей, да и вход явно не один. Сколько же у него учеников?

– Если подумать да прикинуть, не меньше двух десятков выходит. Только не стал бы я их учениками называть. Дервиш, к примеру, нас троих из пятнадцати послушников выбрал.

– Кого? – не понял я нового слова.

– С ним ходило пятнадцать человек. Он нас называл «послушными схиме», или просто «послушниками».

А уж те, с кем он ушел в пустыню, стали «принявшими схиму», или «схимниками».

– Не знаю, у Экспериментатора послушников не было. Вернее, все его послушники схимниками стали. А вы, значит, в пустыне учились?

– Да, а вы?

– Мы – в степи. На юге Венедии еще попадаются такие места, куда человек не забредает.

– Ясно. А Охотник, я слышал, в лесные дебри своих увел. Ну что, пойдем посмотрим, кто там на этом складе засел?

– Конечно, за тем и шли, – кивнул я. – Барчук, вы ждете меня здесь. Незачем раньше времени полошить нашего брата или кузена. Вы незаметно подобраться не сможете.

– Хорошо, учитель, – кивнул он. – Но если Малышка услышит лязг стали, а ты знаешь, какой у нее слух, мы врываемся.

– Не стоит. Вряд ли кто-то станет на нас нападать.

– Не знаю, времена изменчивы.

– Ты слишком близко принял к сердцу рассказ о смерти Палача, который, кстати, ничем не подтвержден.

– Учитель, я ведь бывший вилецкий егерь. Хоть егеря бывшими не бывают. Слишком уж часто за мою жизнь неподтвержденные рассказы обрушивались на голову, словно подрубленное дерево. Лучше пусть посмеются надо мной, поднявшим напрасную тревогу, чем мы будем плакать над тобой.

– Ну что ж, решай сам. Пока не наступил второй этап вашего обучения, вы имеете право решать сами, не слушая меня.

– Это – не строптивость, учитель. – Он потупил взгляд, но в голосе прозвучали нотки упрямства. – Ты давно забыл, что такое смерть, а мы помним слишком хорошо.

– Они тебя просто любят, Искатель. – Ловец хлопнул меня по плечу. – Даже если это – всего лишь детские игры, пусть поиграют. Еще успеют стать серьезными. Да, успеют. Пошли.

Однако, вопреки его словам, мы еще некоторое время наблюдали за дозорными. Двое из них засели на соседних крышах, двое – слева и справа от ворот. Казалось, ими просматривались все подходы к складу, и все же имелись мертвые зоны, по которым мог прокрасться лишь схимник. Одна из створок была чуть приоткрыта. Я прикинул, что мы сможем проскользнуть в образовавшуюся щель.

Так и получилось. Один за другим мы прокрались мимо сторожей и юркнули в склад. Здесь царила полутьма, разгоняемая мерцающим светом нескольких масляных ламп. Склад был заброшен. Никаких товаров. Гора полусгнивших ящиков, кучи какого-то тряпья и, казалось бы, никого живого. Но в тишине мы оба четко различили дыхание троих человек. Дыхание, тщательно сдерживаемое. А значит, они не просто знают о нашем приходе, но и догадываются, кто пожаловал к ним в гости.

– Странно, свет горит, а хозяев нет, – громко произнес я. – Никто гостей дорогих не встречает. Аль не рады нам?

– Как ты называл свою сестру Паучиху? – Голос, произнесший вопрос, был изменен. И все же я сразу понял, кому он принадлежит. Это прозвище кроме меня знал лишь один человек.

– Мизгирня, Мятежник, мы с тобой звали ее Мизгирня.

– Значит, все-таки ты, – услышал я радостный смех.

Из-за горы полусгнивших ящиков вышел схимник. Был он чуть выше меня, худощавый, тонкий в кости. Длинные светлые волосы свисали в живописнейшем беспорядке. Большие темно-синие глаза воспаленно сверкали на узком, костистом лице. Тонкий, немного длинный нос делал его похожим на птицу. Узкий рот сейчас был растянут в дружелюбной улыбке. Он бросился ко мне и обнял.