Шипы похоти
Шрифт:
Как ни странно, это была почти приятная боль.
Возможно, я стал мазохистом и искал боли, чтобы мучить себя.
ПЯТЬ
КОНСТАНТИН
Т
В воздухе разлился запах роз. Для меня это олицетворяло запах смерти. Я ненавидел их большую часть своей жизни. Они напомнили мне мою мать. Мать, которая предала свою клятву и была казнена на моих глазах. Это была первая смерть, свидетелем которой я стал, но уж точно не последняя.
Последним моим
Все началось в ту ночь, когда умерла моя мать. Та роковая ночь, изменившая ход нашей жизни. Даже Татьяны, которая еще даже не родилась.
Кто-то тряс меня за тело, но я слишком крепко спал.
"Проснуться." Тихий шепот. Голос моей матери. Аромат роз. Мама всегда пахла розами. Мой мозг ошеломился, я моргнула, прогоняя сон из глаз. Мне потребовалось некоторое время, чтобы оглядеться вокруг. Я был в своей спальне. Мои глаза встретились с зелеными глазами матери, ее растрепанные светлые волосы обрамляли ее лицо.
— Нам пора идти, детка, — сказала она приглушенным голосом.
У меня вертелось на языке сказать ей, что я не ребенок. Мне было шесть. Большой мальчик. По крайней мере, так все время говорил мой отец. Мой близнец Максим уже проснулся и плакал. В этом не было ничего нового; он всегда плакал.
— Все в порядке, Максим, — сонно пробормотала я, привыкшая его утешать. «Не плачь. Все будет хорошо."
Хотя я понятия не имел, что происходит. Мать осторожно вытащила меня из кровати и протянула мне туфли.
«Мама… куда мы идем?»
Ее взгляд цвета самого глубокого зеленого леса метался по сторонам, как будто она боялась, что кто-то появится в любой момент. «Где-нибудь в безопасности». Я озадаченно посмотрел на нее. Здесь мы были в безопасности. Отец был Паханом и защищал нас от всех. Я открыл рот, чтобы возразить, но она остановила меня. «Не спорь со мной, Ильяс Константин. Вы мои сыновья, и я не оставлю вас».
Я поспешно надела туфли и взяла Максима за руку, пока мама вывела нас на улицу. Мой младший брат, хотя и отстал всего на несколько минут, споткнулся позади меня, все еще плача, его шаги были неуклюжими.
— Все в порядке, Максим, — успокоил я его. "Мы вместе."
Прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, мама осторожно толкнула нас на заднее сиденье «Рейндж Ровера», который папа подарил ей всего несколько дней назад.
— Пристегните ремни, — шепотом приказала мама, затем кинулась к водителю и села. Когда я помогла Максиму с его, шины заскрипели, когда она взлетела, и я поспешно пристегнула свой ремень безопасности.
Улицы Москвы были пусты, когда мы вышли из нашего городского дома. Было темно и очень холодно, а эта зима была особенно холодной. Большая часть города спала, насколько я мог видеть, ни машин, ни людей. Я взглянул на приборную панель и увидел красную надпись «3:30 утра», смотрящую на
«Мама, почему мы уходим посреди ночи?» Я расспрашивал ее, глядя на ее светлую голову.
Рука матери дрожала, костяшки пальцев побелели, когда она сжимала руль. Она тоже была бледнее; выражение ее лица было испуганным. Она продолжала оглядываться по сторонам, как будто ожидала, что кто-то появится и причинит ей боль. Но папа не допустил, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он слишком сильно любил ее.
Я слышал, как друзья папы говорили, что он так любил маму, что ослеп. Быть таким в нашем мире было опасно. Обет Омерты был превыше всего, и никто не выжил, нарушив его. Даже не член семьи. — Шипы ядовиты, — пробормотал заместитель Папы. Черная роза означает смерть.
Тогда я изо всех сил пытался понять, что это значит.
— Я не хочу идти, — захныкал Максим. «Я хочу свои игрушки».
Мама не обращала на него внимания. Мой брат много плакал и слишком быстро привязывался. По крайней мере, именно это я слышал от мамы и папы.
— Мы их достанем, — тихо сказала я, как раз в тот момент, когда мама резко повернулась, и я потянулась, чтобы поддержать Максима, прежде чем он ударился о дверь, держась за сиденье одной рукой. Я выглянул в окно и увидел, что мы покидаем город.
«Мама? Куда мы идем?"
Ее глаза метнулись к зеркалу заднего вида, и она улыбнулась. Та особенная улыбка, которая всегда смягчала даже самые жестокие сердца.
— Мы начнем новую жизнь, — грубо прошептала она. «Где-нибудь подальше от всего этого». Ответ не имел смысла. «Настоящая семья. У тебя появится брат. Мы будем счастливой семьей. Подальше от твоего отца.
Этот ответ имел еще меньше смысла. У мамы больше не было детей. Мы с Максимом были ее детьми. Она всегда это говорила. И отец сказал, что мы всегда будем вместе.
— Но папа не будет рад, — сказал я тихо. — Ему будет грустно без нас.
Ее глаза загорелись, глядя вдаль, но она не ответила. Как раз в тот момент, когда я подумал, что, возможно, она осознала свою ошибку, она свернула на темный, гравийный участок. Потом я это увидел. Там стояла еще одна машина, побитый фургон. Наша машина остановилась, и фургон замигал фарами. Один раз. Дважды. Три раза.
С губ матери сорвался тихий визг. «Отстегните ремни безопасности», — сказала она. «Наша новая жизнь ждет».
Она потянулась к большой сумке на пассажирском сиденье, которую я не заметил, выскочила из машины и открыла нам дверь.
«Поторопитесь», — торопила она нас.
Я помог Максиму пристегнуть ремень безопасности, а когда он выскочил из машины, последовал за ним, расстегнув свой. Выйдя на улицу, другая машина переключилась на дальний свет, и двери открылись.