Широко закрытые глаза
Шрифт:
– Хм, - хрюкнул Штром.
– Он также находится в тяжелом финансовом положении.
– Несколько сотен долларов ничем не помогут его сыну.
– Кроме того, у этого человек ужасно несчастный вид,вставила я.
– Это говорит голос любви к ближнему! Очень часто люди соболезнуют тем, кто пытался их убить!
– Средством для чистки одежды!
– с отвращением сказала я.
– Вернемся к делу, молодежь, - призвал Штром.
– На мой взгляд этот убийца должен быть либо хитрее и умнее, чем любой из нас, либо настолько глуп, что на него просто никто
– Первое описание подходит мистеру Кистлеру, - любезно заметила я.
– Спасибо. Зато второе очень похоже на тебя!
– Вот как? А я представляю себе кого-то, чья голова так сильно занята совсем другими делами, что предмет нашего поиска ему совершенно безразличен.
– В эту характеристику хорошо вписывается Баффингэм!
Кистлер предложил пригласить сюда Баффингэма, и Штром приказал дежурному полицейскому немедленно привести его. Баффингэм появился в моей комнате через несколько минут.
– Я тут ещё кое-что вспомнил, Баффингэм, и поэтому хотел бы ещё раз допросить вас, - сказал Штром в своей обычной опасно-спокойной манере.
– Я просмотрел материалы по делу Либерри. Вы к этому делу, Баффингэм, прямого отношения не имеете, но у меня нет никакого сомнения в том, что вы в былые годы были как-то связаны с... хм... промыслом миссис Гэр. Может быть вы были когда-то сутенером?
– Я не знал миссис Гэр, пока не въехал сюда.
– А Уэллеров?
– Конечно, я знаю Уэллеров. Они ведь тоже уже довольно давно живут в этом доме.
– Вы знаете, что Уэллер раньше служил в полиции?
– Точно не знаю, но предполагал нечто подобное.
– Знали ли вы его во времена дела Либерри?
– Нет.
– Вы отвечаете очень уверенно. Тогда, значит вы знаете, когда это происходило?
– Я помню об этом. Ведь газеты были полны сообщений об этом деле.
– Чем вы тогда, собственно, занимались?
– Я работал в одной аптеке. Я ведь всегда работаю в аптеках. Обычно по продаже содовой.
Помолчав некоторое время, лейтенант задал следующий вопрос.
– Работали вы когда-либо в аптекарском магазине Стейнца на углу Кливленд-авеню и Сен-Симон-стрит?
Так же, как и в прошлую пятницу, в глазах Баффингэма появилось какое-то странное выражение, которое, впрочем, тут же опять исчезло.
– Да, там я тоже когда-то работал.
– Когда?
– прозвучало как пистолетный выстрел.
– Дайте-ка вспомнить... прошло уже много времени... двенадцать-пятнадцать лет - точнее не могу сказать, я ведь сменил так много аптек... иногда, в сезон, нанимался на временную работу... например, под Рождество... или в разгар лета на продажу содовой... а иногда наплыв покупателей спадал, приходилось искать новое место...
– Аптекарский магазин Стейнца все ещё существует, Баффингэм. И хозяин его тот же самый. Можно будет легко установить, работали ли вы там в 1919 году.
– Я не могу вспомнить. Возможно.
– Может быть, я смогу помочь вам освежить вашу память. Между углом Кливленд - авеню и номером 417 по Сен-Симон-стрит всего два дома. А летом 1919
– Не знаю. Я не имел к этому делу никакого отношения.
То ли мне показалось, то ли в самом деле этот человек начал нервничать, и у него появилась неуверенность?
Похоже, Штром очутился в тупике. Он попробовал зайти с другой стороны.
– Вернемся к прошлому понедельнику, когда было совершено нападение на миссис Дакрес. Итак, вы вместе с мистером Грантом пришли домой вскоре после полуночи, поднялись наверх и легли спать. Вы, мистер Баффингэм, прекрасно знаете, что в этом доме слышен любой шорох. Исключено, чтобы кто-то мог спуститься вниз по лестнице, - даже при условии, что она застелена ковром, - не производя ни малейшего шума. Ведь ступени скрипят. Миссис Дакрес слышала это отчетливо. Следовательно, вы можете...
Оборвав фразу, он обернулся и сказал своему сотруднику:
– Джонс, поднимитесь-ка очень тихо и осторожно вверх по лестнице.
– Зачем?
– Делайте, что вам говорят!
– Ладно.
Джонс пробирался вверх по лестнице со страшным шумом. Я невольно рассмеялась.
– На роль грабителя он, во всяком случае, не подходит, - проворчал Штром и обратился к Баффингэму:
– Вы слышали, Баффингэм? Такой же шум был и в ту ночь понедельника. Может быть, не такой громкий, но все же похожий. Кроме того, ни один человек не может совершенно бесшумно перепилить железную задвижку, во всяком случае, если он так спешит, как тот парень, который пытался тогда убить миссис Дакрес. Присутствующей здесь нашей молодой дамы дома не было, Кистлера тоже. Мисс Санд и Уэллеры заявили, что они рано легли спать. Может быть они спали очень крепко, возможно, один из них тот самый преступник и не спал вовсе! Но - Господь свидетель - очень хотелось бы знать - каким образом вы могли ничего не услышать! Ведь ваша комната находится у самой лестницы. И вы как раз вернулись домой.
– Я не хочу кому-либо повредить...
– Предоставьте это, пожалуйста, моим заботам, - грубо перебил его Штром.
– Тот, кто приносит зло, должен сам за это ответить. Итак, что же вы слышали?
– Ну... скрип... как будто кто-то спускался вниз по лестнице.
– Где это началось? В конце коридора или где?
– В моем конце коридора. Кто-то прошел мимо моей комнаты.
– Этот кто-то вышел из комнаты мистера Кистлера или мистера Гранта?
– Кистлера же не было дома... и я ещё не спал...
– Значит, Грант!
Никакого ответа.
– Грант! Вздор!
– проворчал Ходж.
– Может быть кто-то скрывался в твоей комнате, Ходж, - сказала я.
– Грант!
– воскликнул Штром.
– Снова и снова мы приходим к Гранту! В конце концов, он ненавидел эту старую женщину. Я хочу ещё раз поговорить с ним. Вы остаетесь здесь, Баффингэм. Грант!
22
Усердный служака Джонс пошел наверх, чтобы привести мистера Гранта. Пока мы ждали, Кистлер со смехом показал лейтенанту свой временной график. Штром не смеялся. Он сунул этот лист бумаги в карман.