Шиш вам, а не Землю!
Шрифт:
— А они красивые? — задумчиво перебила литеху Пелагея.
— Кто? — не понял Патрикеев, ошеломленно поглядывая то на приводящего себя в порядок и недавно здорово помятого грубой женской силой, подчиненного, то — на себя.
— Кто-кто… Конь в пальто, — вновь озлобилась Пелагея. — Не ты же со своим прапорщиком-задохликом, простофили. Вы, господа, совершенно не в моем вкусе. Я об ино… иноп… планетяшках этих говорю. Мне бы такого, — она стыдливо потупилась, — метра под два росточком. Али поболе ишшо.
Пелагея тут совсем раскраснелась и целую минуту
Как воды в рот набрала.
5
— Существуют и трехметровые и четырехметровые существа из иных миров, — с видом знатока, читающего лекцию на общественных началах, приободрил женщину Патрикеев.
— Ого!.. Мне бы… Такого… В самый раз… Боле не надо… А то одежды не купить, — бормотала совсем ошалевшая от нечаянно свалившегося на нее женского счастья, Пелагея. — Обещайте, что познакомите меня с такими, ребята. Уж я-то вас отблагодарю. Не забуду. И выпивка у меня есть и закусочка. Огурчики малосольные там, рыбка вяленая… Вы уж расстарайтесь, ребятушки!
— Да погодите вы, гражданка хорошая, — встрял в разговор, малость пришедший в себя от давешней встряски, прапор. — Не все инопланетяшки годятся для создания семьи. — Он поморщился. — Среди них есть жуткие уроды, монстры и даже возможно — людоеды. И это все не пустые слова и не сказки. У нас три года назад такого агента слопали, что вы бы и не подумали. Как сейчас помню, парня обвешали оружием с головы до ног и обучили всем инструкциям по обращению с инопланетянами. Но, вишь, как все обернулось. И его удалось инопланетникам обвести вокруг пальца. А, ведь, был лучшим.
— Не стану спорить, господа служивые. Но меня интересует в этом вопросе исключительно рост и грубая физическая сила. Чтобы я, значит, по весне могла вскопать на таком мерине огород. А осенью привезти картошку с поля. Вот и все. Агенты ваши с их росточком в метр девяносто не очень меня впечатляют. С маменькиными сыночками я сроду не жила и жить не буду. Вот такое мое последнее бабье слово и другова вы от меня не услышите.
— Ладно, мать, — взглянул на небо лейтенант, по солнцу тем самым, определяя время. — Перед тем, как отправиться на задание, мы подробно изучили местность по карте, а так же просмотрели данные всех, кто проживает в этих краях. Пелагея Кузьминична Селедкозасольская, сорока с небольшим лет. У тебя два зуба запломбированы и есть родня в райцентре. А спать ты предпочитаешь на спине. И при этом храпишь.
— Не всегда, — вставила рассекреченная Пелагея.
— Что не всегда? — не понял Патрикеев.
— Храплю.
— Знаю, что храпишь. Про то и говорю, — начал злиться он. — Храпиш, мадам хорошая. И это нехорошо!
— Не всегда храплю, я говорю, — с терпеливостью великомученицы пояснила женщина. — Когда простокваши выпью на ночь, то обходится. А так…
— Слушай, Голенищев, — внезапно обратился Патрикеев к прапорщику. — А не кажется ли тебе, что…
— Кажется… Ой, кажется, лейтенант! Еще как кажется, — забегал по бережку прапорщик. —
— Мое сено! Травка моя! Сто-о-ог!.. — в тон Голенищеву запричитала Пелагея. — Держи его! Щас улетит!
А вслед за этим и любой бы уже заметил, даже невооруженным глазом, как из-под стога на том берегу речки ударили струи белого пламени и стог стал подниматься вверх.
Он поднялся немного, подпираемый этим пламенем, и так завис в метре от земли, слегка вибрируя и издавая какие-то непонятные звуки, вроде тарахтения и рокота.
А потом случилось еще более невероятное, даже для подготовленных ко всему Патрикеева и Голенищева.
Селедкозасольская, вдруг, бросилась вперед и поплыла через реку.
Очень скоро она оказалась на противоположном берегу, мокрая и освеженная, а ее злосчастный стог к этому времени от земли отделяло не менее полутора метров.
— Мое! Не отдам! — завопила громогласно женщина и, вцепившись в сухую траву, попыталась вернуть матценность на исходное место.
Не тут-то было.
Стог упрямо рвался ввысь.
Тем не менее, Патрикеев с прапорщиком бестолково и суетливо бегали по берегу, не зная, что предпринять и тем самым помочь несчастной женщине, которую бессовестно и подло грабили прямо на их глазах инопланетяне.
— Ты наверх влазь! Наверх! — советовал Голенищев, сам понимая в то же время, что такая крайняя и очень рискованная мера вряд ли окажется действенной в существующем положении вещей.
— Потом подашь на инопланетный разум иск в суд, — вторил прапорщику лейтенант. — Кстати, сено твое застраховано?
Но Пелагея военных не слышала. Тем более что стог к этому времени поднялся настолько, что ноги, не желавшей расставаться со своим добром Пелагеи, уже болтались в воздухе, не доставая до земли.
— Отпусти! Дура! — наперебой кричали военные, завидев фермершу в опасном для ее жизни положении. — Отпускай, а не то улетишь в космос! Это же космический корабль! НЛО!
— Ни за что, — твердо заявила женщина. — Не отпущу буренкину жратву. И до этих воришек, помянете мое слово, доберусь.
Со стороны деревни, возле крайних хат послышались возбужденные голоса. То бежали односельчане на выручку Пелагее.
Все эти земляки отчаянной женщины громко топали ногами, отчаянно размахивали руками и вообще, судя по всему, собирались принять самое активное участие в происходящем.
Один мужик так вообще бежал, размахивая огромной оглоблей над головой.
Некоторые из односельчан были на подпитии и потому бежали к речке, выписывая кренделя. Те, что были потрезвее, орали:
— За Родину! Уррра-а-а-а-а!
Очень скоро все они, и трезвые и пьяные, устремились к узенькому деревянному мосточку, переброшенному чуть в сторонке через Петляевку.
Подошвы обуви авангарда этой странной процессии уже барабанили по сухим, скрипучим доскам, когда мост, не выдержав тяжести наступающих, затрещал и рухнул в реку. А все, кто находился, на этом мосту, оказались по горло в воде.