Шиворот-навыворот
Шрифт:
— Лина, столик, или что там у них, закажи на четверых, — скомандовал Виктор Николаевич Пахомов. — Какие-нибудь ВИП-места…
— Хорошо, обязательно, — кивнула Лина, прекрасно зная, что на Октоберфесте нет специально отведенной зоны для богатых и знаменитых. Но Вите Пахомову это пока знать не полагалось, чтобы не передумал.
В одной из палаток Аугустинера у них был заказан столик.
— Я же просил ВИП-места, — недовольно пробурчал Виктор, когда их усадили за длинный стол, за которым уже сидело
— Хм, скажи спасибо, что вообще заказать удалось. Кто-то отказался. Так что нам повезло, — с видом экскурсовода загалдела Лина. — Только здесь пиво наливают из настоящих дубовых бочек.
— А в других местах? — спросила Лиля.
— В других бочки металлические, просто оббитые сверху деревом, — продолжила Лина.
Принесли пиво в огромных литровых кружках, жареную курицу, крендельки-брецели.
— Знаете, эти крендельки изобрел простой немецкий булочник. Король Баварии приказал испечь крендель, через который три раза можно было б увидеть солнце, — продолжала осваиваться в роли экскурсовода Лина.
— Помолчи, дорогая. Дай людям насладиться праздником, — ласково попросил ее Пахомов.
— Я столько не выпью, — взмолилась Лиля.
— Не позорь свою страну, родная, — устыдил Виктор.
Потом они бродили от одной палатки к другой, пробуя разные сорта пива. Пауланер, Шпатен, снова Аугустинер, Хакер-Пшорр, снова Пауланер. Смотрели представления, катались на каруселях.
— Словно в детство вернулась, — довольно улыбаясь, сказала Лиля, сойдя с карусели. — Витька, помнишь, когда мы в Центральный парк сами ходили в пятом классе, а нас на карусель не пустили…
— Сказали, что мы уже большие на лошадках кататься… — захохотал Пахомов.
— Кажется, я сильно натерла ногу, — со слезами на глазах сообщила Лина и предъявила всей компании огромный волдырь на ноге.
— Вечно ты все испортишь, — недовольно заметил Витька. — Теперь из-за тебя возвращаться придется…
— Зачем всем возвращаться? — плаксиво возмутилась Лина. — Мы с Геной пойдем, а вы оставайтесь. Дорогу обратно найдете?
— Найдем, — буркнул Пахом.
— Как ты умудрилась мокасинами натереть так сильно ногу? — удивился Гена Лурдин, когда они с Линой садились в электричку.
— Все просто, шеф, — торжествующе воскликнула Лина. — Я обула Светкины. У нас они одинаковые, просто у племянницы нога на полразмера меньше.
— Зачем? — не понял Кульбит. — Мы же гулять собирались…
— Как зачем? — задохнулась от возмущения Лина. — А под каким еще благовидным предлогом мы смогли бы оставить их вдвоем, а, Гена?
Кульбит заглянул в большие глаза своей будущей жены, смотревшие на него честно и преданно.
— Интриганка… — усмехнулся он. — Только не вздумай со мной проделывать такие штуки.
В одной из палаток подавали форель, запеченную в тесте на палочке.
— Пошли попробуем, — предложила Лиля.
— Давай, — согласился Пахомов.
Они
— Мама родная, куда мы забрели?
Лиля оглядела зал внимательно. За столами сидели в обнимку парочки. Мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Какой-то гей-парад, честное слово. Гетеросексуалы находились в явном меньшинстве.
— Давай-ка быстренько выходить отсюда, — сказала Лиля и развернулась к выходу.
— Подожди, надо замаскироваться, — буркнул Пахом. — Сейчас примем меры, чтобы на нас чего плохого не подумали.
— Кто? Нас здесь никто не знает, — с сомнением посмотрела на него Лилия.
— Мало ли, потом позора не оберемся. Объясняй всем и каждому…
И чтобы сомнений не оставалось в том, что Виктор Пахомов — правильный мужик, он крепко обнял ее и повел к выходу.
— Кстати, о п. дарасах, — весело сказал он, все еще обнимая ее.
— Ты это о чем? — удивилась она.
— О Бессарабе. Он тебе звонил? Чего молчишь? — Вопросы посыпались, как горох.
— Нет, — хмыкнула Лилька и улыбнулась. Улыбка получилась пьяненькая, но залихватская.
— То есть? — настаивал нетрезвый Пахом.
— Вить, как ты мне сказал, что он собирается звонить и приезжать, я сразу телефон отключила, — соврала Лиля, точно зная, что сейчас Иван не приедет. А потом… будет суп с котом.
— Зачем? Мужик вроде ничего, — растерянно заметил Виктор.
— Если ничего, сам с ним роман заведи, и милости просим вон в ту палатку, — зло усмехнулась она и показала рукой на шатер, из которого они только что выскочили, как ошпаренные.
— Вить, мне он без надобности, — продолжала она. — И, по большому счету, я ему тоже не нужна. Это сейчас как навязчивая идея. Завоевать во чтобы то ни стало. А что потом?
— Ладно, отключила телефон, и правильно, — одобрил Пахомов.
Они еще попили пива у Аугустинера, закусывая колбасками и крендельками. Побродили в толпе и уселись на лавку.
— У меня сил нет больше ходить, — взмолилась Лиля.
— Облокотись на меня, — предложил Пахом.
Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
— Витька, как же мы с тобою напились, — прошептала Лиля.
— Есть немного, родная, — хмыкнул он и одной рукой повернул ее лицо к себе, поправил растрепавшиеся волосы. Другая рука вдруг заскользила по плечам, по груди. Поцелуй вышел сладким и продолжительным, как и все пьяные поцелуи. За ним последовали еще и еще. Они целовались и на Октоберфесте, и были в этом не одиноки. И по дороге к такси Витька прижимал ее к себе и целовал без остановки. Она отвечала ему тем же. Потом, в машине, они целовались взасос, и каждый поцелуй был долгим от светофора к светофору. Пару раз в зеркале она ловила любопытный взгляд водителя. Гадкий и маслянистый. Пахомов тоже заметил и враждебно рыкнул таксисту по-русски: