Шизофрения, передающаяся половым путём
Шрифт:
Привыкание к распорядку надвигалось, грозило толерантностью и рецидивом.
Но обозначилась перемена.
Нас с Экзекуцей, после короткого срока работы в отделении обычном, перевели в отделение принудительное. Жёсткое, интересное. Благодаря нашим физическим данным. Кто-то в этом месте понял, наблюдая и верно расставляя кадры, осознавая общность проблемы (мою, их и этих) и ища пути решения.
Как тут не поверить в великую конспирационную силу над всеми нами? В предназначение и предопределение Сообщества заговорщиков. Безусловием теперь стало ясно существование Того-Доктора, который должен был спасти (а он должен был, раз они предоставили такую Перемену; раз
Принудительное отделение внесло коррективы (у них другое расписание, они в разы ограниченней) и оглушило правдивостью рассуждений от перемен (сразу): профессионал своего дела, Некий Доктор обозначился во всей красе там. Он ждал меня, сидя в своём кабинете. Он кивал, здороваясь, протягивая сухопарую руку, пожимая крепкой ладонью.
Он точно знал обо мне. Он готов был выслушать, спасти, сохранить, избавить и дать путёвку в рецептурную и эскапизменную блажь. Это было видно по пристальным взглядам и сдержанным комментариям вежливых приветствий. Но нужно было немного подождать (безмолвный его такт поведения интуитивно советовал), да и правда: нельзя ведь вот так вываливаться, раскрываясь требухой. Это неправильно и невежливо. От этого невежества – дальнейшее могло пойти не по тем сценариям-протоколам. Надо было выдержать положенные церемониальные (анамнезийные) паузы.
И.
Надо было собрать подношение. Да причём этакое нетривиальное, чтобы обозначить себя уникальным ореолом. Чтобы показать эксклюзивность случая и огранить ситуацию «себя». Разве он взял бы просто деньги? Взял бы, но также он бы оскорбился, разочаровался во мне.
Думай, – кричал себе.
Чтобы пошло по плану спасение тонущей души.
15
Чем более близко к пику, тем более сложнее.
Это нагромождение предложений прошлого (1 января такого года) необходимо постольку, поскольку так будет ярче (в осознании) в настоящем. Не путаться!
Меня, добровольно-принудительно, согласно установленным этическим нормам, и немного в связи с пособием, взяла на попечительство тётя – сестра отца. Бывшая жена рябого человека – моего дяди. Мать Большого брата, отец Большого брата, будьте знакомы.
Тётя работала в сфере розничной торговли в маленьком киоске. Таскала то туда, то оттуда товар. Часто уходила в непродолжительные запои (график работы два через два дня способствовал), жаловалась, что в киоске очень кипяще летом и очень обледенело зимой, и что покупатели не дают толком поспать.
Тогда, первого января, ближе уже к десяти часам утра, когда окончательно рассвело, в квартиру тёти влетел рябой дядя. Он не обратил внимания на тётю, что воссияла (пыталась скрыть). Дядя не снял ботинок, махом только стянул с себя громоздкую чёрную шапку, через крохотный коридор в комнату, наклонился ко спящему мне и выпросил, грубо хватая:
– Что ты им сказал?!
Меня, оглушённого, поразила его бестактная тупость. Ограниченность всего одной-единственной трусливой мыслью. Эта мысль схватила его безумным существом, не дала ему снять прилично ботинок, поздороваться, посочувствовать. И вот ради него мама устраивала представление?
Так мать в моих глазах упала, утратив личность.
Как можно было ради этой никчёмности устраивать такое представление,
Это было большое разочарование.
Вся цепочка рассуждений свершилась полсекунды времени, в которое:
– Что ты им сказал?!
И невдомёк ему было, по его блестящей, выпирающей на первое место плешивой глупости, что у меня вся жизнь перевернулась, что отец теперь мёртв, а мать, скорее всего – посадят в тюрьму, если она расскажет произошедшее так как было по её. А стал уверен – расскажет всё как было по её (без комментариев по чью делалось представление, и кто косвенен): она так же глупа, как и этот рябой (оба ведь – из одной стаи).
– Ничего. Сказал, что спал.
Но естественно, он не удовлетворился этим ответом. Он долго и громко выспрашивал, и выспрашивал, трясся, боясь, не чураясь, не пряча никчёмность свою.
Свалят на него высшую меру эти! А за что?! Будто была большая и великая Цель… Будто создавал Нечто, а не позволят завершить. Будто ценнейший, а не грязь развода среднестатистического, запускающее тела в дряблое, в больное.
Он ведь был там и присутствовал, мог осознать и предотвратить. А исчез малодушным беглецом, попустителем свершённого. Как сейчас – появился, подстёгиваемый тем же. Не участливым сильным успокаивающим, признающим некомпетентность, слабость свою, ошибку неучастия, а испуганной мразью.
Отвратительно.
Нет в нём ничего.
Под моральную пытку и рычание с близкого, с дыханием гнилья распухших дёсен сформировалось моё нынешнее-будущее защитное, отвлекающее, оберегающее от происходящего: формировать и решать задачи по сплетению рассуждений; отвлечённо выкраивать математические действия (в зависимости от контекста).
Например, одно из первых (затем переосмысленное в отрочестве, перечёркнутое), занесённых на под дату:
«…кроме если как быть навозом будущего лучшего в поколениях? В таком разе – его существование имеет смысл, правда? В таком разе – зачем исчезать в ничто преждевременно без объективной причины? Может, ему уготовано пройти эту дорогу только лишь затем, чтобы Избранному передать вовремя судьбоносно какую-нибудь глупую вещь – зубочистку, допустим?
…э, все вы – пособники и молчаливые попустители свершённых плохих вещей, если не пытаетесь как можно более зримые плохие вещи искоренять».
Снова и снова отвечал одно и то же, отстраняясь от рябого гнилья. И он не верил, потому что был настроен на плохое и не смел ему какой-то сопляк портить его представление об ожидаемом. Тварь. Брала досада от деприваций сна и покоя.
Надо было тогда обвинительным актом, засвидетельствовать показания тем, в звёздах. Но ведь Большой брат не простил бы. Да и сам бы апеллировал двояко позже. С трибуны бы сейчас диспутировал (двоеточие). О прощении неявных, о снисхождении глупым, о рассмотрении частного пристально с трудом, а не общего наотмашь как проще. От виновных всех – к одному непосредственному. От шаблонного к детальному. От тотального желания передела с нуля, к планомерному изменению принимаемого существующего. Виновен – не виновен.
А сам то что?
16
Галоперидол, аминазин, амитриптилин, френолон, трифтазин, феназепам, пиразидол, циклодол, пимозид, тиопроперазин… Смешать, но не взбалтывать. Взбалтывать, но не пить. Пить, но не глотать. Глотать, но не впитывать. Впитывать, но не наслаждаться. Наслаждаться, но не испражнять.
Рекламный слоган: «Мы с мистером Экзекуция в отделении принудительных больных каждую смену, оставайтесь на канале!».