Шизопитомник
Шрифт:
— Кыш, грибоеды! — донеслось из-за баркаса.
Как высокообразованные представители социума мы тут же склепали крутую маляву, то есть петицию с требованием возместить моральный ущерб и весь прикуп вложить в закупку нового оборудования. Куда потом эта шмага делась — не знаю. Нас, учёных, никто не учил шухарить и бегать с бумагами к пастухам. Все разошлись. А что ещё мы могли сделать?
Сначала мы верили, что за нами придут и принудят к дальнейшей научной деятельности, а потому на сходках перед запертыми воротами гнали понты немерянно. Заодно освоили сленг нового
— А самых базлатых мозгодуев он лично загасит на эстраде, — предупредил Козырной Валет.
Мы смело улыбнулись на брехню понтореза, но сердобольный дядя Вася объяснил, что «эстрада» — это унитаз, а «гасить» — это убивать негуманно. Все тут же увяли и разошлись. А что ещё мы могли сделать?
Конечно, бывшие сотрудники рассчитывали, что невежество научного пахана вскоре откроется прогрессивной общественности, и все, как один, поднимутся на защиту наших прав. Увы! Банда зачуханных дятлов под предводительством отмороженного хмыря процветала и в научном аспекте. Даже лучше нашего.
Как такое возможно? Оказывается, научные отчёты никто не читает. А чтобы анализировать — это вообще не из нашей жизни. Пацаны сразу скумекали отдублировать старые рапорты и только дату каждый раз новую пришпиливали при подаче их на конкурс. А уж в Академию они и вовсе куклу посылали, то есть пачку чистой бумаги с титульным листом поверх.
Сколько же среди пацанов получилось лауреатов престижных премий — караул! Почему же мы не докнокали такой фортель? У нас же интеллекта на всех было больше, если верить показателям IQ. Раздать бы, да никто не позарился…
Так и обнаружилось, что не меряно у нас, прежде всего, было наивности. От такого открытия коллективный оптимизм быстро сник, и пошли наши учёные откидывать коньки, рога, копыта, хвосты… — у кого что было.
Я осталась одна в своей квартире. Один на один с отражением в зеркале, от которого поначалу даже пряталась. Так уж вышло: пока ломила в науке, как коренной по нехоженым тропам, некогда было присматривать за афишей, а теперь, глядя на опухшую вывеску и необъятный бункер на толстых подпорках, хотелось навсегда загасить этот светочь местного научного производства, да грабалки на такое отказались подписываться.
И всё же я решила скинуть тапки. Но хотелось сделать это как-то эстетично и деликатно. Чтобы не потревожить кого ненароком. Поиски последнего причала завели меня на помойку. Аборигены сразу приняли меня за свою: такая же кулёма рыхлая и бессмысленная.
— Жмись к нам, — улыбнулся Щербатый, — теплее будет.
— Да я не надолго. Мне бы только лапти сплести помягче, — замялась я.
— Нет проблем, — загалдели остальные и начали присматриваться к моему прикиду. — Тут как раз дурь кинули с химкомбината. Бракованный стиральный порошок. Уже двоих прибрали. Третьей будешь.
Не стану пересказывать своё прощальное слово — мои новые товарищи успели выспаться под него дважды. Но и на помойках водятся деловые люди.
Почему меня не растерзала голодная стая? Так я же была третьей. Меня и оставили до следующей хавки. Пустили в запас.
Как описать ощущения, когда откидываешься старой толстой бабой, а приходишь в сознание в шкуре шелудивой суки педантично презираемой всей стаей?
«Думала на дне, а снизу постучали», — проскулила я и посмотрела на своё прежнее свежепокусанное тело с ненавистью.
Чтобы ничего не напутать, я опущу подробности моей собачьей жизни. Когда псы позорные решили со скуки загрызть меня, я очутилась в шкуре самого злого из них. Потом немотивированная стычка с главарём, и я попала в тело вожака стаи. Процесс пошёл. Теперь я переходила в тела только мужского рода.
Когда меня укусил пьяный сторож, я снова попал в мир людей. К тому моменту я уже отлично знал сильные и слабые стороны новой способности моей прохимиченной сущности. Я мог вселиться в кого угодно, если моя кровь хоть на мгновение соприкасалась с другим телом. Мир, наконец, повернулся ко мне правильным местом. Кем я только не был. С кем только не якшался. Один монах, с которым я по пьяни поделился своей тайной, назвал эту способность «Путь неудержимого блаженства». Лучше не скажешь.
Конечно, вы можете мне не поверить, ибо при всём козырном раскладе я прописался в вашей конторе. Что тут сказать? Во-первых, сладкого иногда бывает до слёз, а во-вторых, в ближайший выходной к нашему начальнику должен заглянуть пахан из моего института. Как же у меня до него зубы чешутся!»
На следующий день этот тип подал заявление на увольнение. И надо такому случится — подписывать его пришёл как раз в тот момент, когда наш шеф принимал какого-то высокого гостя. Его, конечно, попросили зайти в другой раз, но он устроил жуткий скандал чуть ли не с мордобоем. И больше мы его не видели и ничего о нём не слышали.
Ольга встала, осторожно, чтобы не качнуть плавающий диван, поклонилась и, не дожидаясь овации, уселась.
— Что за порошок-то был? — заинтересовалась Света.
— Я бы сказала, но не хочу рекламировать бракованную продукцию. И потом последствия могут быть от летальных, до исторически необратимых.
— Ты сейчас про что? — в манере доброго следователя спросил Сергей Николаевич-Шеф.
— Представь, укусит Санитар после такой химобработки нашего презика, и будешь ты у него на посылках.
— Ты меня с народом-то не ссорь. Я сам кого хошь с любым забодяжу, если захочу, — сказал Сергей Николаевич-Шеф.
Но тема на этом не угасла. Больше всех она заинтересовала Владимира Кирилловича, у которого вдруг зачесался зуб на всё российское руководство. Он туманно намекнул Ольге, что за дополнительную информацию о чудо-порошке сможет пообещать ей несколько сеансов массажа от лучшей санитарочки в его профилактории.