Школа для толстушек

Нестерова Наталья Владимировна

– А как ты думаешь?

– Извини, дорогой, но с мыслительным процессом у меня сейчас проблемы. Я так счастлива!

Марк почувствовал, что его культурный запас слов испарился, уступив место непечатной лексике.

– От… от… отстань от меня. – Он с трудом вспомнил литературный вариант.

Определенно, расстройство кишечника, решила Ирина. Марк всегда болел не по-мужски – не хныкал, не требовал участия и просил оставить его в покое. И кишечник у него слабый – не дисбактериоз, но похоже.

– Когда приедем, – пообещала она, – я тебе дам отвар гранатовых корочек. Отлично закрепляет. Твою диарею, или, как Ксюша говорит, дресничество, – Ирина рассмеялась, – как рукой снимет.

Это

уже не смахивало на жестокость, цинизм или издевательство – это не имело определения. Флиртует на глазах у всего честного народа, а его засранцем выставляет. Марк задохнулся от возмущения, но не проронил ни слова.

Глава четвертая,

в которой, на Ксюшину беду, покойники встают из могил

Как потратить миллион

Вначале Ксюша хотела просто раздать деньги по детским домам и приютам. Не все, конечно. Оставить себе на жизнь приличную сумму. Но миллион она до конца дней не потратит. И чего на нем сидеть, как курице на яйцах, когда детишки обездоленные страдают?

Ирина и Поля ее идею в принципе поддерживали, но бездумную раздачу наследства не одобряли. Поля вспомнила, как их многодетной семье после публикаций в местной и центральной прессе помогали предприятия, фабрики и заводы. Один раз прислали коробку мальчиковых ботинок тридцать шестого размера. Подходили только брату Саше, предпоследнему в средней группе. Остальные (не выбрасывать же добро, десять пар) были вынуждены громыхать в этих ботинках, поджав пальцы или забив в носки вату. Другой раз подарили три рулона пестрого ситца. От него потом много лет рябило в глазах, и сестры возненавидели платья, все одинаковой расцветки, которые доставались от старших. А однажды вместо обещанных школьных принадлежностей прислали ящик кнопок.

– Представляете? – говорила Поля. – В ящике почти тысяча коробочек с канцелярскими кнопками. Что с ними делать? Игорь, третий с конца, и Лена, которая после меня, самые оборотистые у нас. Стали на рынке кнопками торговать, по копейке пачка, как спички. Но люди тут же в милицию донесли: дети баптистов промышляют бизнесом.

– Вы баптисты? – удивилась Ира.

– Нет, прозвище такое было, потому что баптисты рожают сколько получится. После этой истории нас еще кнопочниками стали дразнить. Поэтому, – подвела итог Поля, – если ты, Ксюша, будешь просто деньги раздавать, то они в песок уйдут. А что полезное купить, знать не ведаешь.

– Нужна система, – поддержала ее Ира.

– Какая? – спросила Ксюша.

– Мне многое в Америке не по душе, – задумчиво сказала Ирина, – но институт приемных родителей вызывает искреннее восхищение.

– Предлагаешь учебное заведение организовать? – удивилась Ксюша.

Но оказалось, что Ирина имеет в виду американские семьи, которые берут на воспитание чужих детей. Не усыновляют, а временно воспитывают. Настоящих родителей могут даже не лишать родительских прав, и живут они на соседней улице. Но выхаживают ребенка, едва не загубленного пьющими или деспотичными мамой и папой, чужие люди. Быть приемными родителями и почетно, и ответственно. Это, как правило, семьи с хорошей репутацией и стабильным доходом. Они берут на себя нелегкий груз, ведь длительное время приемышу нужно уделять больше внимания, чем собственным детям. Да еще поддерживать отношения с настоящими родителями и с государственными органами опеки. В подавляющем большинстве случаев ребенок возвращается к одному из своих родителей и только при худшем развитии событий остается в приемной семье.

– А правительство доплачивает приемным родителям? – спросила Поля.

– Не знаю, – призналась Ирина.

– Я бы доплачивала, –

решительно заявила Ксюша. – Вот ты говоришь, Ира, что ни в одном американском городе не видела бродячей собаки. И я читала, что они не отстреливают ничейных собак, а по домам забирают, еще дерутся, кому достанется. А у нас в каждом районе стаи диких псов носятся.

– Америка – это другое общество, – пояснила Ирина, – давно миновавшее период сытости и предъявляющее требования к качеству отношений. Прогуливаться вечером со старым, больным беспородным псом – для них значит демонстрировать окружающим, какой я гуманист, и утверждаться в собственной значимости.

– Да я не про американцев, – перебила Ксюша, – и не про собак. Скажите, откуда у нас столько беспризорных детей? Не десятки, а десятки тысяч – целые города, получается. Вот в чем кошмар и ужас.

– Такие дуры, как я, операции делают, – вздохнула Поля, – а другие детишек на улицы вышвыривают.

– Самое страшное, – вслед за Полей горько вздохнула Ира, – что у беспризорников вырабатывается и закрепляется комплекс бродяжек. Эти дети много видели и много пережили такого, что ни для детских глаз, ни для психики неприемлемо. В ответ на мир кривого зеркала они становятся сами морально искривленными. Сидеть за партами, соблюдать режим и гигиену, ходить по струночке им отчаянно скучно. То ли дело свобода, вольница, отсутствие обязанностей и менторов, которые стоят у тебя над душой. Недаром Сухомлинский…

– Я не Сухомлинский, – снова перебила Ксюша. Ее в свою очередь перебила Поля:

– У тебя, Ира, все теории да теории, а у человека деньги, у Ксюши то есть, и она доброе дело хочет сделать. Надо обсуждать существо вопроса. – Это выражение Поля подхватила у мужа.

Вася теперь на каждом шагу вставлял «существо вопроса». Перенял у вице-мэра. Тот думал, что выражается на культурном русском, заявляя: «Существо вопроса городской канализации начинается в квартирах граждан».

Обсуждать, как потратить на благое дело большие деньги, было непривычно и страшновато. Из-за ответственности. Но постепенно созрел план. Организовать детприемник. Содержать в нем беспризорников, пока не найдутся достойные приемные родители. Вот им и оказывать всяческую помощь.

На словах выходило просто и красиво. На деле ничего не получалось. Ксюша приходила в инстанции, косноязычно изъясняла идею. На нее смотрели как на блажную миллионершу. Отправляли в другую организацию, где опять звучали отговорки «не в нашей компетенции».

– Все бюрократы и сволочи! – жаловалась Ксюша подругам. – Я для них как придурочный Дед Мороз с мешком подарков среди лета. Не по сезону, говорят, а сами в мешок руку норовят запустить. «Пожертвуйте на детский праздник в Сокольниках! – передразнивала Ксюша чиновников. – Не хотите ли в качестве благотворителя у бойскаутов выступить?» Фигу! Так и ответила. Я, говорю, жертвую только на беспризорных. А это, японский городовой, не в компетенции органов народного образования! В чьей тогда? Послали в милицию. Там меня только и ждали.

Подруги проявляли недюжинную фантазию, мечтая о том, каким будет детский приемник. Чему необходимо детей учить, какие предметы преподавать (Ирина) и какой рацион питания полезен детскому организму (Поля). Но они не могли подсказать, с какой стороны подступиться к конкретному делу.

Ксюша почти пала духом. Но тут в Санлюбе поселился Вася, узнал о Ксюшиных мытарствах и взялся помочь в «существе вопроса». Вася познакомил Ксюшу с председателем попечительского совета его управы. Пожилая, уставшая от жизни и недетских проблем маленьких подопечных женщина долго разговаривала с Ксюшей. В конце тоннеля появился свет и сознание, что тоннель этот длиною в жизнь.