Школа двойников (1 и 2 части)
Шрифт:
– Ты даже говорить разучился, - холодно произнесла Лизавета.
– И похож черт знает на кого...
Даже во мгле было видно, как серьезно бандиты обработали Маневича. Голова рассечена, волосы слиплись от крови, на лбу тоже темнеет засохшая кровь. Левый глаз заплыл и толком не открывается, нос распух, губы разбиты.
– Про тебя тоже не скажешь, будто ты перенеслась сюда из косметического салона.
– Я, по крайней мере, не хохочу, словно буйнопомешанная, распугивая окружающих.
– Ну, испугать здесь присутствующих - задачка не из легких.
– Саша привстал, опираясь на локти.
– Сама посуди, ободранная, исцарапанная, в темном подвале, рассказываешь филеру о фельдмаршале Китченере!
– Нет ничего плохого в том, что я веду себя уравновешенно в трудных обстоятельствах.
– Интересные вы ребята!
– вмешался в их беседу неизвестный.
– Мне кто-то говорил, что только англосаксы умеют шутить непосредственно во время опасности, а русские шутят только потом, когда бояться больше нечего.
– Это придумали американские психологи, никогда не слышавшие ни одного русского политического анекдота, - немедленно отреагировала Лизавета, которой надоело выслушивать поощрительные замечания усача.
– Да, кажется, это была американская теория, - согласился незнакомец.
– Я вообще не знал, что ищейки интересуются чем-либо, кроме своей грязной работы!
– Вы меня назвали ищейкой?
– спокойно переспросил человек в пальто.
– Именно!
– Саша старался говорить отчетливо и с достоинством. Получалось на четыре с плюсом - поработать на "отлично" мешали еле двигающиеся губы.
– Именно вас!
– Последнюю фразу Саша бросил в лицо Китченеру, как благородный кабальеро бросает перчатку в лицо подлецу и негодяю.
Незнакомец подбирать перчатку не стал. Он порылся в карманах просторного пальто и извлек блестящую плоскую фляжку.
– Пить не хотите?
У Саши и Лизаветы непроизвольно дрогнули скулы, оба смертельно хотели пить, хотя за пикировкой и позабыли об этом.
– Спасибо, нет, - проговорили они почти в унисон.
Человек в пальто не обратил внимания на горделивый отказ. Он галантно протянул фляжку Лизавете, правда, умудрился не произнести пошловатое, обиходное "lady first".
– Что это?
– Она осторожно поднесла к губам фляжку.
– Не отравлю, - пообещал гуманист с усами.
Она сделала глоток и чуть не захлебнулась - горло обжег коньяк. Отличный, натуральный, ароматный, крепкий продукт, произведенный армянскими винокурами. Фельдмаршал похлопал ее по спине.
– Давай, давай, глотай, - ласково посоветовал он.
– Могли бы и предупредить...
– Зачем? Так лучше утоляет жажду...
– Коньяком? Жажду?
– слегка отдышавшись, удивилась Лизавета. Может, и водкой можно?
– Можно, - спокойно кивнул усатый.
– Чем угодно можно, если знаешь как. Ты будешь?
Саша очень хотел отказаться. Глотнуть коньяку из фляги идейного врага и проклятой ищейки равносильно моральной смерти. Особенно для романтика, каковым был корреспондент Маневич. А реалист - он был одновременно и реалистом - нашептывал: гораздо разумнее и практичнее
– Спасибо!
– Маневич бросил это слово так, словно был Мальчишем Кибальчишем, отказывающимся открыть буржуинам великую тайну.
– Вот и умник!
– Человек, следивший за ними минимум два дня, становился навязчивым в своем стремлении оценивать и хвалить всех и вся. А теперь давайте поговорим.
Саша решил пропустить мимо ушей и очередную похвалу, и приглашение на переговоры. Он вообще намеревался игнорировать филера. Лизавета тоже промолчала, что совершенно не обескуражило человека в пальто. Он уселся прямо на пол рядом с Сашей Маневичем, дотронулся до его руки и сказал:
– Я сожалею, что не побеседовал с тобой раньше. Тогда мы не угодили бы в эту переделку и даму не втянули бы.
– Да что вы говорите? Значит, сожалеете?
– Саша отполз в сторону, чтобы не сидеть в непосредственной близости от глубоко неприятного ему человека. Усатый снова сделал вид, что ничего не заметил. Ни иронии, ни сарказма.
– Да, сожалею. Вы хорошие ребята, но совсем не приспособлены для сложных игр. В этих играх должны участвовать профи. А вас втянули...
– Втянули, значит.
– Саша вдруг заговорил тоненьким голоском, подходящим скорее непорочной девице, отвечающей всесильному императору.
– Я просто вынужден был оттягивать момент вашего выхода из игры... И вот...
– И вот такая незадача...
– Да нет. Как раз задача, причем несложная. Но обстоятельства...
– Которые, как известно, выше нас...
Лизавета, стоявшая чуть поодаль, с трудом подавила смешок. Уж слишком театрально они себя вели. И усатый, разыгрывавший этакого благородного простака, который "слуга царю, отец солдатам". И Саша, игравший ироничного интеллектуала, умеющего высмеивать все и вся. При этом избранные каждым роли совершенно не сочетались с внешностью того и другого. Уж если кто и походил на сибаритствующего интеллектуала, то это человек в пальто, с его усами, шрамом и вечно полуулыбающимся ртом. А Саша Маневич, коренастый, крепенький, с открытым взглядом, с румяным и чистым, как яблочко, лицом, скорее походил на наивного правдолюбца, а не на эстетствующего пересмешника.
– Я опоздал объясниться...
– А что вы собирались объяснять?
– Лизавета решила наконец вмешаться.
– Вот!
– назидательно поднял палец незнакомец.
– С этого следовало начинать, Лиза!
Как правило, от такого обращения Лизавета сразу становилась на дыбы. Ей в целом нравилось выбранное родителями имя - звучное, императорское... А вот с традиционными уменьшительными и ласкательными обращениями всегда была беда. За распространенным и общеупотребительным "Лиза" ей мерещились всяческие подлизы, блюдолизы и прочие недостойные людишки, а посему против таких попыток уменьшить ее и приласкать Лизавета категорически возражала.