Школа двойников
Шрифт:
От студии до «выпуска», той комнаты, где сидят все работающие на текущий выпуск, бежать минуты три. Лизавета справилась за две. В комнату она ворвалась, как фурия или как гарпия. Рыжие локоны развевались, узкие ноздри гневно дрожали, прелестные губы изрыгали проклятия. Лизавета сразу же бросилась к выпускающему, робкому и безответному мужчине в очках:
– Вы читали сюжет?
– Нет, Савва долго писал текст, пошел на монтаж так. Ну да он человек проверенный.
– Гад он проверенный, а не человек! Где он?
– Был здесь, – оглянулся выпускающий и миролюбиво добавил: – Пойдем
– Кофе подождет. Я сначала хочу спросить – сколько.
– Что «сколько»? – нервно переспросил выпускающий редактор. Он до дрожи в коленках боялся бурных сцен. – Что «сколько»?
– Сколько ему заплатили, чтобы он испачкал наш эфир этим дерьмом?
– Да каким, каким?!
– Вы что, выпуск не смотрели?
– Нет, – затряс головой выпускающий.
Он, скорее всего, врал, чтобы предотвратить скандал. Лизавета не стала его разоблачать. Выпускающий – дело третье, сначала змей Савва.
Главное, какими голубыми глазами он на нее смотрел, расхваливая свою подгнившую продукцию!
– Где он? – Лизавета побежала по редакционным комнатам.
Савва нашелся в кабинете у Маневича.
– Прячешься?
– Почему это? – Савва обиженно вытянул губы трубочкой. – Ни от кого я не прячусь!
– Значит, ты не только продажный, но и бесстыжий. Хуже голого короля!
– Это еще почему? – оживился Савва. Он любил парадоксы, поэтому на время забыл об обиде.
– Голый король был уверен, что ходит одетым. То есть он знал, что бродить в неглиже – неприлично, его просто ввели в заблуждение. А ты знаешь, что торговать журналистской совестью нехорошо, и тем не менее настаиваешь на своем праве делать это.
– Ну Лизавета, ну теоретик, – не выдержал Саша Маневич. От восхищения он даже оторвался от игры в «Империю» – познавательной компьютерной игрушки для американских школьников среднего возраста, завоевавшей умы и сердца сотрудников «Петербургских новостей». Корреспонденты и редакторы, в большинстве своем люди с университетским образованием, увлеченно строили империю и за зулуса Чаку, и за Джорджа Вашингтона, попутно небрежно пролистывали незамысловатые рассказики об изобретении колеса или алфавита. Саша слыл «имперским» асом, он как-то умудрился обустроить гигантскую империю, причем довел свое государство до атомного оружия, не обременяя подданных письменностью. Впрочем, ради интересного разговора он был готов пожертвовать игрой. Савва заметил интерес, проявленный публикой в лице Маневича к их с Лизаветой дискуссии, и решил дать отпор:
– Теория суха и бесплодна. – Савва постарался улыбнуться; так, наверное, улыбался Савонарола. – А если практически… Какие у тебя претензии к репортажу? По-моему, вполне пристойная продукция.
– То есть ты даже знаешь, о каком сюжете идет речь? Похвально. Я тебе подскажу – этот сюжет подходит для борделя, в который ты хочешь превратить выпуск!
– Почему для борделя?
– Потому что только продажные женщины, а теперь еще и продажные журналисты появляются перед массами с ценником в руках. Сколько он тебе заплатил?
– Обидно слушать твои слова, да… – Савва, когда не знал, что сказать, часто переходил на кавказский акцент. – Репортаж, да… Ты видел? – Он повернулся
Маневич смотрел программу. Он, как человек увлеченный, всегда смотрел выпуски, если не был занят на съемках. Потом все же ответил, но уклончиво:
– Савва, ты мне друг… – Саша спрятал глаза – уставился на экран.
– И что же с истиной? – встрепенулся Савельев, который ждал от товарища сочувствия и поддержки, а наткнулся на цитату. – Что ты имеешь в виду?! – возмущенно вскричал он. – На носу президентские выборы, зрители должны побольше узнать о кандидатах! Вот я и сделал репортаж!
– Этот жанр называется иначе! – взвилась Лизавета. – Это панегирик! Касыда! Если бы твой наниматель был восточным сатрапом, за такую оду он бы набил тебе рот золотом.
– Достойная форма оплаты, – опять отвлекся от «Империи» Саша. – Только не самая выгодная для Саввы. У него рот маленький, и защечное пространство невместительное.
– Ничего, лиха беда начало, аппетит приходит во время еды, а мускулы лица тянутся легко и быстро.
Савва надулся и сразу стал похож на младенца первого года жизни – серьезного и сосредоточенного.
– Может, он мне и не платил.
– Тогда ты клинический идиот!
Савва секунду подумал, пришел к выводу, что лучше быть подлецом, чем дураком, и решился на полупризнание:
– Ты сама говорила, что понимаешь тех, кто подхалтуривает, что нам так мало платят… И…
– Говорила и еще раз повторю. Только я не говорила, что надо выпуск поганить.
– Да у нас таких сюжетов выходит по две штуки в день!
– Не в мою смену, Савва. А ведь я тебе доверяла. Не думала, что семена журналистского цинизма, брошенные в твою душу не очень давно, попадут на такую унавоженную почву…
Савва – вероятно, по молодости – слегка балдел от красиво составленных фраз. Было видно, что он судорожно ищет достойный ответ Чемберлену в юбке.
– Как излагает, как излагает! – Саша Маневич всегда выбирал простоту и не боялся избитых слов и оборотов, поэтому изящные фразы его не травмировали.
– А ты-то… Катастрофа-неизбежна! Играешь – и играй, – огрызнулся Савва.
Он вспомнил старое Сашино прозвище. Его несколько лет называли «Катастрофа-неизбежна», потому что каждый второй репортаж Маневича заканчивался именно этим словосочетанием. Саша, хотя и улыбался в ответ, не любил прозвище, полученное на заре журналистской карьеры. Особенно сейчас, когда он успешно переболел детской болезнью репортерского максимализма.
– Ах, вот как ты заговорил! То лепил мне горбатого про сотрудничество, про то, что вместе мы быстрее сделаем спецрепортаж, хотел выведать, что я снимаю про Зотова… – Саша поглядел на Лизавету. – Змей коварный! Еще и соблазнял, мол, у него тоже материал имеется. «Джинсовые» сюжеты у тебя имеются! – «Джинсой» на телевидении называют левые оплаченные сюжеты. – А кроме тухлой «джинсы» – ни шиша…
Зазвенел телефон. Саша тут же забыл о вероломном приятеле и метнулся к аппарату.
– А-а-а, вот ты где, мне сказали, что ты меня искала… – В кабинет Маневича заглянула гримерша Марина. – А я тебе названиваю по местному. Если уж попросила позвонить – сиди на месте.