Школа на горке
Шрифт:
— Я и так стою. — Она поднимает на них свои коричневые глаза, бросает тяжелый портфель на тротуар, сдвигает шапку со лба на затылок.
Они подходят к Анюте. Борис улыбается во весь рот и сам не замечает. Он так рад встретить Анюту! Она, конечно, не знает, что он не один раз приходил к тем доскам в ее дворе. Доски на месте, а ее не было.
— Я тебя видела, Борис, — говорит Анюта. — Раз сто. Ты возле досок ходил. Смотрю в окно — ходишь туда-сюда.
— Не сто, — тихо бормочет Борис. — Раз пять всего-то.
—
— Нет еще. Но теперь уже скоро, — вздыхает Анюта.
— А почему ты огорчаешься? — спрашивает Муравьев. — Он же хороший, ты сама говорила.
— Хороший. Но он собаку заберет, Сильву.
Анюта отворачивается и смотрит по сторонам, чтобы они не заметили, как она расстроилась.
— Ну, это можно попросить, чтобы давал погулять, — говорит Борис. — Договориться можно.
— Правда? —Анюта снова засияла. — Ты молодец. Можно же договориться. Сильва ко мне привыкла, она меня слушается. И сосед позволит ей со мной гулять. Да?
— Конечно, позволит, — говорит Борис уверенно. — Почему не позволит?
— А когда он приедет? — спрашивает Муравьев.
— Через семь дней. — Анюта отвечает Муравьеву, а смотрит на Бориса.
Она ни о чем не спрашивает его, но Борис почему-то догадывается, чего она хочет:
— Вместе зайдем к нему и договоримся. Я с любым человеком договориться могу. Муравьев знает.
— Он может с кем хочешь договориться, — уверенно отвечает Муравьев. — Его вся школа за это уважает.
Все-таки Муравьев очень хороший друг.
— Пойду, — говорит Муравьев. — Очень много задали по литературе — длинные стихи наизусть учить. И кому это нужно?
Он уходит. Анюта говорит Борису:
— Ты по бревну пройти можешь? А на руках? Не можешь? Эх ты! — Анюта не любит, когда кто-нибудь относится к ней покровительственно, она сразу начинает сбивать спесь с любого человека. — Вся школа его уважает! А по бревну пройти не может!
— Почему не могу? Могу, наверное. Ну, не на руках, конечно. А на ногах — скорее всего, могу.
— «Скорее всего!» Мерси пардон!
Почему «мерси пардон», совсем уж непонятно. Но Борис не обижается на Анюту. Почему-то ему весело от всех ее слов, от ее сварливого тона, от ее сердитых глаз. Не хочется на нее обижаться, и все.
— И на ногах, наверное, не смогу, — мягко говорит он.
И она вдруг перестает наседать, успокаивается, идет с ним рядом. Потом говорит:
— А портфель мой немного понести можешь? А то рука скоро оторвется.
Он берет ее портфель, пробует закрыть разинутую крышку, но портфель набит до самого верха, крышка не закрывается. Борис несет портфель под мышкой, а свой — в руке. И ему совсем не тяжело.
— Знаешь, Анюта, мне надо достать одну вещь, которую я даже не представляю, где можно достать. А если бы я знал, где ее
— Какую вещь? Не пойму что-то. — Она остановилась, опять поправила ушанку, которая на этот раз сползла набок, так что закрыла один глаз, и Анюте приходилось смотреть на все только одним глазом. — Какую вещь ты не можешь достать? Портфель брось, что его зря держать, такую тяжесть?
— Я думаю, что никто не знает, где это можно достать.
— Ну, это ты брось, это глупости. У моей мамы есть знакомая тетя Вера. Мама говорит, что тетя Вера может достать любую вещь, абсолютно любую. Она не может достать только птичьего молока, так сказала мама. А птичьего молока и вообще никто не может достать, его вообще на свете не бывает, птичьего молока. Только конфеты так называются, но конфеты — ерунда, я вообще сладкого не люблю. А ты?
— И я не люблю, — ответил Борис, хотя на самом деле очень любит конфеты и пирожные, а мороженого «Лакомка» может съесть три порции сразу.
— Ну? Что тебе нужно достать? Какую вещь?
— Мне, Анюта, очень нужно где-нибудь раздобыть пулеметную ленту. От настоящего военного пулемета. Поняла?
— Да, — растерянно говорит Анюта, — поняла. А зачем?
— Для музея, — коротко объяснил Борис, — в школе музей. Поняла? И все ждут пулеметную ленту. А ее нет.
Что сейчас ответит Анюта? Начнет любопытничать, как всякая девчонка? Зачем именно лента? И почему именно Борису она нужна? И что, и как, и почему, и отчего. Анюта помолчала, поковыряла носком сапога в сером, растаявшем почти совсем снегу и сказала:
— Пошли. Может, ничего и не получится. А может, и получится. Мама говорит, что многое зависит от обаяния. У тебя есть обаяние?
— Не знаю.
— «Не знаю». Какой ты все-таки! Ты же мужчина! Мерси-пардон самый настоящий.
Борису хотелось спросить, что такое «обаяние», он это слово слышал не раз и раньше, но как-то не вникал, что это значит.
— Ты, наверное, и не знаешь, что это значит — обаяние? Горе ты луковое! Обаяние — это когда человек симпатичный.
Анюта стала пристально разглядывать Бориса, наклонила голову набок, обошла с другой стороны, опять зашла с той же.
— Немного кривобокий. Но это, наверное, из-за моего портфеля. Ладно, пошли.
Они остановились перед двенадцатиэтажным домом.
— Пришли, — сказала Анюта. — Теперь надо на седьмой этаж.
Анюта смело нажала на кнопку звонка. Подождали. Было тихо за дверью.
— Никого нет, — сказала Анюта.
И тут за дверью послышались шаги.
Высокая красивая женщина стояла перед ними. Она переводила взгляд с Бориса на Анюту, потом опять на Бориса и опять на Анюту. Она молча улыбалась и очень спокойно ждала, что же они скажут. Борис не знал, что говорить, и сказал: