Школа террористов
Шрифт:
– Наверху много начальников. Кто конкретно?
– Не знаю. Так сказал Конрад... Если хочешь, будем работать вместе. Платить будут в три раза больше. А Петрунеску не верь, он коварный человек и не надейся, что он возьмет тебя в зятья.
– Спасибо. Но быть слугою двух господ не менее опасно, чем зятем нашего шефа.
– Из намека Мирчи я понял, что он знает что-то о гибели Андрея.
– Скажи, кто убил жениха Альбины и за что?
Мирча опустил голову, пряча глаза, и мне подумалось, что он принимал
– Он узнал кто на самом деле его тесть и где хранится оружие... А кто убивал... кто-то из нашей школы. Я слышал от Сакирко.
– Врешь, ты был там.
Мирча напрягся и в его уставившихся на меня глазах я прочитал гнев и решительность.
– Ты тоже приговорен, - сказал он глухо.
– Отдай пленку и спасайся пока не поздно.
– Ты через проходную меня проведешь?
– Я выпущу тебя из номера. А дальше - твои проблемы.
– Он метнул взгляд на пистолет, висевший в кобуре под мышкой, и повторил категорично, протянув ко мне руку.
– Давай.
Я сделал вид, что повинуюсь, неторопливо полез в карман за пленкой и, отбив левой рукой протянутую руку, правой нанес удар по сонной артерии. Но не зря я учил Мирчу, кое-какими приемами он все-таки овладел: успел прикрыть шею подбородком, и удар пришелся по скуле. Мирча, похоже, даже его не почувствовал, бросился на меня. Я отпрянул в сторону и со всей силы ударил ногой ему в пах. Он взвыл от боли и, падая, схватился за пистолет. Я прыгнул ему на голову. Каблук одного ботинка попал в висок, второго - в глазницу. На какое-то мгновение Мирча потерял сознание. Этого мгновения мне хватило, чтобы оценить ситуацию, оставлять его живым или нет. Выбор был однозначен, и я сдавил горло незадачливого филера.
Это было второе убийство, от которого нельзя было уйти...
Машинально вытираю руки о футболку, будто стараясь стереть следы преступления, смахиваю с лица холодный пот. Смотрю на выпученные глаза Мирчи, на вывалившийся язык, и по коже пробегает озноб.
Что делать с трупом? Сообщение Мирчи, что я приговорен к смерти, не явилось для меня новостью: и без того было ясно, что шайка бандитов просто так меня не отпустит; Петрунеску держит меня до поры до времени, преследуя какую-то цель. После этого убийства он вряд ли рискнет оставить меня...
Бежать! Но как? Охрана у Петрунеску поставлена не хуже чем к настоящего президента: днем и ночью территория под бдительным оком караульных; где-то бодрствуют телохранители Руссу и Саракуца... И не только они. Даже если удастся выбраться за ворота, за мной бросятся по следу, как борзые... Объяснениям и доказательствам, что Мирча шпионил за ним, Петрунеску вряд ли поверит. А если и поверит, то трудно будет объяснить, зачем я пошел в номер Мирчи, как догадался о подслушивающем устройстве...
Единственное, на что можно рассчитывать,
Я вытащил из кобуры пистолет Мирчи и поменял обоймы: на всякий случай если мои без пороха. Вышел в коридор. Шум борьбы в номере, к счастью, никого не потревожил.
Сердце учащенно колотилось, и все мое тело было как сжатая пружина, напряженное и готовое к взрывным действиям, не управляемым рассудком; мысли метались из одной крайности в другую, то толкая на решительность, то призывая к сдержанности.
Прежде всего надо было успокоиться, и я достал из серванта бутылку коньяка, налил рюмку и осушил её одним глотком. С жадностью стал пить минералку, словно после многочасового марш-броска по жаркой пустыне. Потом лег на кровать и расслабился, отгоняя всякие мысли, продолжавшиеся помимо моей воли роиться в голове. Но постепенно они успокоились, затихли.
Не знаю, сколько я пролежал недвижимо, отрешенный от всего земного, но когда за окном раздался шум машины, подскочил, как от выстрела, прогремевшего у самого уха.
Выглянул в окно. К подъезду подкатил желтый "жигуленок" с синей полосой и крупными синими буквами ГАИ. Остановился у самого подъезда, и из кабины вышел... я глазам своим не поверил - Донич! А говорят, Бога нет! Или я родился под счастливой звездой?!
Донич захлопнул дверцы служебной машины и быстрым шагом направился в здание. Я чуть не бросился ему навстречу. Мысль о том, что он прибыл с важным поручением к Перунеску и без дежурного не поднимется к нему, охладила мой пыл.
Достаю электробритву и достаю подслушивающее устройство. Раздается трель телефонного аппарата. Иона Георгиевич снимает трубку, отвечает по-молдавски. Дежурный говорит что-то торопливо, и в его голосе не трудно уловить тревогу. С трудом удается понять: прибыл посыльный от Комрада по очень срочному и важному делу.
Что-то случилось в школе. Возможно, наши начали действовать.
Иона Георгиевич приказывает пропустить к нему Донича.
Через минуты слышны шаги в коридоре. Двоих. Нахлебники бдительно берегут своего кормильца.
Щелкает замок открытой двери, и Донич с ходу докладывает по-русски, чтобы и я был в курсе дела:
– Беда, Иона Георгиевич. В аэропорту арестован генерал. Школа наша оцеплена солдатами. Мне с Комрадом еле удалось уйти: мы как раз возвращались из Кишинева.
– Подкрепление вызвали?
– Связь оборвана. Радио заглушают.
– Напали русские?
– Я видел и наших полицейских.
– Сволочи.
Петрунеску крутнул диск телефона и снова выругался.
– И тут отрубили... Подними шофера и телохранителей. Через десять минут выезжаем. На "Волге".