Школа террористов
Шрифт:
– Ко мне домой..
Но приказал остановиться, не доезжая чуть ли не целый квартал. И послал меня одного, велев переодеться в свою военную форму.
"Значит, наша взяла, с радостью подумал я.
– Хочет прикрыться моей капитанской формой".
Улицы были ещё малолюдны, горожане только просыпались, и у дома, где жил Петрунеску, совсем пустынно.
В подъезде, как и прежде, бодрствовали двое дежурных, которых я уже встречал, и они пропустили меня без вопросов.
Здесь все было спокойно, словно ничего не произошло, и это меня удивило:
Альбина, вопреки моему ожиданию, не выглядела сонной и растрепанной она просыпалась обычно не раньше десяти, - встретила меня причесанная, надушенная и успевшая подкраситься. Словно ждала меня. Подставила щеку для поцелуя и обеспокоено спросила:
– А где папа?
– Здесь, в городе. Скоро будет. Я заскочил на минутку, чтобы снова стать капитаном Семиречиным.
– Понятно, - не удивилась она.
– Я слышала по радио. Объясни мне, что там, в вашей Москве, происходит? Горбачев действительно болен?
– Он давно болен инфальтильностью. Только поначалу не разглядели. Теперь, по-моему, его песенка спета.
– А наш Снегур?
– Не знаю. Смотря, какую позицию он займет.
– Этот подонок к любому пристроится, лишь бы у власти удержаться.
– Отцу никто не звонил?
– поинтересовался я по собственной инициативе.
– Звонили. Просили, как появится, перезвонить.
Я не стал спрашивать кому, чтобы не показаться слишком любопытным, сейчас особенно надо держать ухо востро, развязка близка, но всякое может случиться.
– Софья Михайловна дома?
– решил я выяснить одни ли мы в квартире.
– Ей здесь больше нечего делать, - со злостью ответила Альбина.
– Ты соскучился по ней?
– прищурила она свои большущие цыганские глазища.
– А как же. За тебя переживаю: как ты теперь без мамочки? Хотя она и не родная, но кормила тебя, ухаживала...
– Да пошел ты!..
– вскипела Альбина.
– И вправду, пошел.
– Но едва я сделал шаг, как в прихожей раздалась соловьиная трель - кто-то ещё явился.
Альбина чуть ли не отталкивает меня и устремляется к двери. Щелкает замок, и слышу её радостный голос:
– Ты что, с неба свалился?
– Почти, - отвечает знакомый мужской голос. Но чей, никак не могу вспомнить. Слышу объятия, поцелуи. Выхожу в прихожую. Ну, конечно же, Скородумов, собственной персоной.
– Привет, молочный брат, - протягиваю ему руку.
Он шокирован, ревниво смотрит на Альбину, требуя объяснения. Но она молчит, насмешливо покачивая своей красивой ножкой. И сопернику ничего не остается, как ответить на приветствие.
– ... Я думал, вы уже в Москве, - растерянно говорит он.
– Да вот Альбина не отпускает, - подначиваю я его, кивая на общую возлюбленную.
– Боится, что ты один не справишься.
– Ах, какая самореклама!
– не остается в долгу Альбина.
–
– Она сочувственно усмехается.
– Тебе действительно пора в Москву.
– Я ещё задание редакции не выполнил. Никак не могу найти автора одного письма.
– Вы ещё занимаетесь этим?
– удивляется Скородумов.
– А как же. Я - человек военный, привык выполнять приказы. Непонятно, как ты оказался здесь, когда объявлено чрезвычайное положение, а у вас в полку, наверное, повышенная боеготовность.
– Меня это уже не касается: я более не летчик ВВС и даже не военнослужащий Вооруженных Сил СССР. Я теперь - военный пилот Молдовы, суверенной свободной страны.
Я даже присвистнул.
– Быстро ты сориентировался. Не поспешил?
– В самый раз. У меня и квартира здесь, и родные.
– И невеста из крепко обеспеченной семьи, - дополнил я.
– И невеста, - соглашается Скородумов.
– А хотите, я продам вам секрет, кто написал письмо в редакцию?
– Интересно... И сколько же будет это стоить?
– Сущий пустяк. Ко всему, я избавлю вас от хлопот при выезде из Молдовы.
– Совсем подходяще. Я слушаю.
– Отдайте мне красного "жигуленка".
– Губа не дура. Но дареного не дарят. А это подарок Альбины. Я не хочу терять память о ней.
– Смотрю на Альбину. Глаза её сверкают молниями, ноздри раздуваются, как у взнузданной дикой лошади. Скородумов делает вид, что не замечает её гнева, и мне вспоминается беседа с ним, его признание: "Жадность фраера сгубила". Видно, урок не пошел ему впрок.
– Ко всему, я узнал, кто написал письмо. Раньше сомневался, а теперь - нет.
– И смотрю обличительно ему в глаза.
– Да, я написал, - признается со злостью Скородумов.
– Потому что Вайкулевич - сволочь, за чепуху отстранил меня от полетов. Да черт с ним, он свое ещё получит... Так как насчет "жигуленка"?
– Прекрати!
– взвизгивает Альбина.
– Как базарная торговка!
– Вот видишь, - констатирую я.
– Тебе мало, что уступил Альбину? Разве она дешевле стоит?
– поворачиваюсь и иду к двери.
В комнате телохранителей быстро переодеваюсь в свою родную форму...
Иона Георгиевич сидел на прежнем месте, вжавшись в угол и опустив на грудь голову. Видно, невеселые думы обуяли его, нежданно, негаданно свалились известия о событиях в Москве, которые перевернут всю его жизнь.
Я открыл дверцу и коротко доложил:
– Все в порядке, Иона Георгиевич.
– Поехали к дому, - приказал он.
Останавливаю машину у самого подъезда. Он и Руссу вылезают.
– В случае чего, просигналишь: два коротких и один длинный, предупреждает Петрунеску.
– Мы скоро вернемся.
"Самый подходящий момент смываться, - мелькает сокровенная мысль, когда босс и Руссу скрываются в подъезде.
– Прихлопнуть Саракуцу труда не составит... А как с Доничем? Вдруг он ничего не передал нашим?.. Не пора ли самому начинать действовать?"