Школа волшебства и другие истории
Шрифт:
Большой ребенок недоуменно поглядел на меня и ответил:
— Ничего страшного.
Признаюсь, такой ответ меня несколько озадачил. Но, собственно говоря, он был прав, ничего страшного ведь и в самом деле не случилось, я с тем же успехом мог сесть и на другое место. К детям вообще не следует сразу проявлять строгость. Итак, я опустился на стул рядом с ним и пробормотал:
— Надеюсь, вас не побеспокоит, если я присяду рядом с вами?
— Ничего страшного, — благосклонно кивнув, ответил ребенок, взял со стола мою газету и принялся читать.
«Ну конечно, — подумал я, — откуда ему, в конце концов, знать, что я сам еще
— Я крайне сожалею, дорогой друг, позднее я с удовольствием предоставлю свою газету в полное ваше распоряжение, однако сперва я сам хотел бы ее почитать.
— Ничего страшного, — пробормотал этот большой ребенок и как ни в чем не бывало продолжил свое занятие.
Во мне зашевелились сомнения: а не продиктовано ли его поведение дурными намерениями? Признаюсь, в этот момент я уже был почти готов что-то предпринять. Но так ничего и не сделал. Кроме того, как раз подошел официант и поставил передо мной блюдо с картошкой и кружку с пивом. Пока я разворачивал салфетку, большой ребенок уже приступил к трапезе. Похоже, его голод был сильнее моего, потому что жареная колбаска с картофелем начали с невероятной скоростью исчезать у него во рту.
— Собственно говоря, — запротестовал было я с некоторым упреком в голосе, — этот ужин я заказал для себя…
— Ничего страшного, — успокоил меня этот наглец, заталкивая в рот последний кусочек колбасы.
Только изверг способен отнять еду у голодного ребенка. В общем-то, мне было даже приятно видеть, что она пришлась ему по вкусу. Кроме того, у меня появилась возможность наскоро просмотреть свою основательно измятую газету. Я разгладил ее на столе и протянул руку к кружке с пивом, но тут увидел, что мой юный друг уже поднес ее к губам и, не отрываясь, одним глотком осушил! Хотя подобное достижение само по себе достойно восхищения, я тем не менее посчитал, что пора положить конец этому безобразию. Разумеется, я переживал не из-за себя — я опасался за здоровье молодого человека. Пиво в таких количествах для ребенка столь нежного возраста, безусловно, вредно! Поэтому я несколько строже, чем прежде, сказал:
— Боюсь, дорогое дитя, это не пойдет вам на пользу.
— Ничего страшного, — заверил он меня, при этом у него в животе так весело заурчало, словно со мной говорило брюхо сытого бегемота.
Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь подумал, будто я испытывал хотя бы малейшее нерасположение к этому ребенку, который, очевидно, не имел в виду ничего дурного. Просто я все сильнее хотел есть, а ведь созерцанием чьей-либо трапезы сыт не будешь. К несчастью, у меня не оказалось при себе достаточной суммы, чтобы повторить заказ. Тут я вспомнил, что дома у меня оставалось немного молока и хлеба, — что ж, на ужин как раз хватит. Я расплатился с хозяином за то, чего не ел и не пил, повернулся к большому ребенку и извинился:
— А сейчас мне, к сожалению, нужно идти…
Я оборвал
— В следующий раз я с превеликим удовольствием приглашу вас к себе домой, но сегодня мне совсем нечем вас угостить…
— Ничего страшного, — явно обрадовался ребенок, поднялся со стула и вместе со мной вышел из ресторанчика.
На улице тем временем стемнело. Когда мы молча, бок о бок, зашагали в сторону моего дома, во мне мало-помалу начало расти беспокойство. Я украдкой взглянул на своего юного спутника — снизу вверх (он был по крайней мере на голову выше меня), чтобы угадать, что же он замыслил. Однако лицо его сохраняло прежнее приветливое выражение, только глаза были немного сонными.
— Дорогой друг, — осторожно начал я спустя некоторое время, — ужасно мило с вашей стороны, что вы решили меня проводить, но мне представляется более разумным как можно скорее отослать вас домой. Уже довольно поздно для такого молодого человека, как вы, и, насколько я вижу, вы устали и хотите спать.
— Ничего страшного, — ответил ребенок и сладко зевнул.
Любой, разумеется, согласится со мной, что нельзя отказываться от услуги, которую хочет оказать вам ребенок. Он ведь желает вам только добра и наверняка огорчился бы, если б его бессердечно отвергли. Итак, я больше ничего не сказал.
Я живу совершенно один на окраине города, в маленьком домике, окруженном прелестным садом. Мне, вероятно, следовало бы сказать: «Я жил там», хотя с тех пор прошло всего несколько дней. Однако давайте обо всем по порядку.
Когда мы подошли к калитке, я решился солгать. Я прекрасно знаю, что лгать некрасиво, даже если к этому вынуждают обстоятельства. Но я подумал: если я скажу моему юному другу, что дети в его возрасте, на мой взгляд, никогда, ни при каких обстоятельствах не должны так запросто гулять с незнакомцами, и уж тем более в столь поздний час, то он, чего доброго, решит, будто я испытываю к нему неприязнь. Короче, подобные замечания могли бы его расстроить. Поэтому я с наигранной растерянностью воскликнул:
— Ах, господи, похоже, я забыл ключи, и мне теперь не открыть дверь!
— Ничего страшного, — сказал большой ребенок и отошел на несколько шагов назад.
Я с облегчением вздохнул и хотел уже предложить доставить его домой к родителям, но тут увидел, что ребенок отступил только для того, чтобы взять разбег. Он стремительно ринулся на входную дверь и вышиб ее мощным ударом. В этот момент я опять засомневался, а не лучше ли все-таки запрещать подобные поступки детям, не обращая внимания на то, обидятся они или нет. Однако было ясно, что мой юный друг и на сей раз не имел в виду ничего дурного. Поэтому я ограничился тем, что с укоризной сказал ему:
— Вообще-то, дверь был почти новая…
— Ничего страшного, — утешил меня большой ребенок и вошел в дом.
Я на несколько минут задержался на свежем воздухе, чтобы перевести дух и утереть холодный пот со лба. Разумеется, это было ошибкой с моей стороны, ибо никогда нельзя оставлять детей без присмотра, тем паче в доме, который им незнаком и в котором они не в состоянии найти даже выключатель. Потому что из дальней комнаты вдруг раздался страшный грохот, звон разбитого стекла и крик, от которого у меня мурашки побежали по телу.