Школа. Никому не говори. Том 2
Шрифт:
Василий, по мнению Алмаза, был мужчиной добрым, мягким и неприлично терпеливым. Жену сильно любил, поэтому уступал и многое позволял, даже будучи несогласным.
Имир как-то вместе с Алмазом оказался свидетелем крайне неприятной сцены. Александра зашла в тамбур, чтобы дать поручение Василию на вечер, но у мужа имелись другие планы. Он аккуратно объяснил причину, но жена была настолько взбешена и категорически не уступчива, что тот без боя сдался. Отличнику показалось, что Григорьевна, едва услышав отказ, еле сдержалась
Ещё школьник заметил, что товарный кассир весьма странно здоровается в ответ: снисходительно, сквозь зубы. Алмаз пояснил удивлённому сыну, что мнительная Григорьевна сторонится чужих, даже опасается по непонятной причине. Причём всех. Но это были только её трудности и заскоки. Василий предрассудков жены не разделял, но толку? Успокоить женщину и защитить от надуманных страхов он был не в состоянии.
А Люба… Тихая, послушная, миловидная Люба уродилась нравом в отца. Внимательный Имир в прежние годы не раз замечал ровесницу на ж/д: она часто ходила проведать мать в товарную кассу, и никогда – отца.
Тихоня же отличника не замечала. Вечно задумчивая, она разговаривала сама с собой, низко склонив голову и едва шевеля губами. Будто мечтала, будто летала. Ясен пень, ровесница любила мать и доверяла ей безоговорочно. Видимо, урок судьбы таков: вырасти под крылом деспотичной, мнительной, сумасбродной родительницы.
Имир надеялся, что кривые отношения его циничного брата и наивной домоседки не навредят последней. Умник пока не вмешивался и близнеца не трогал. Как и сейчас не собирался лезть с сочувствием к Любе. Захочет – сама расскажет. Не захочет – её право.
Отличник наклонился опять к ушку девочки и тихонько прошептал:
– Хочешь, почитаем «Книгу рекордов Гиннесса»? Я успел её перехватить из рук уходившего пацана. Она вечно нарасхват! Как смотришь?
– Согласна, – стеснительно улыбнулась Поспелова.
Ибрагимов сел полубоком, поближе к соседке, подвинул увесистую книгу аккурат посередине и приобнял спинку Любиного стула.
– Тогда не будем тратить время зря.
***
– Разве не опасно настолько выпячивать глазные яблоки? – Люба пинала сапогами опавшие жухлые листья.
Подростки лениво плелись из закрывшейся библиотеки, останавливаясь иногда, чтобы как следует что-нибудь обсудить. Сумерки постепенно превращались в ночь. Фонари, треща и моргая, зажигались и гудели.
– Думаю, чувак лупетки себе во вред таращить бы не стал, – поразмыслив, ответил Имир. – Возможно, дело в длительных ежедневных тренировках.
– Мужик сутками пучил шары, чтобы попасть в «Книгу»? – прыснула Люба. – Да там половина рекордов нелепые!
– Тем не менее народу читать такое больше заходит, чем про полезные открытия.
– C чего так решил?
– Наполнение «Книги» заценил. О науке – пара страниц. Вся бумажная
– О чём?
– О том, что людям интересно обсуждать людей.
– А ты прав! – удивлённо согласилась тихоня.
– Что тебя в «Рекордах», кроме пучеглазика, ещё впечатлило? – поинтересовался юноша.
– Аномалии тела. Уродство. Зачем люди выставляют напоказ свои недостатки? Нет бы прятать, маскировать. Я бы повесилась!
– Повесилась? Даже не попытавшись жить, подружиться с миром, который захотел, чтобы ты в нём появилась?
– Мир хотел моего появления? – нахмурилась школьница. – Мы просто рождаемся, и всё!
– Не соглашусь. Никто просто так, как ты говоришь, не рождается. Раз родилась, значит, стоит задача, и ты нужна, чтобы её выполнить. Мы не одинаковые. Не все красивые, богатые и счастливые. У каждого – свой путь, его нужно пройти и оставить что-то полезное. Повеситься – значит не уважать дар жизни и проявить слабость к трудностям, что обязаны тебя закалить.
– Не ожидала, что ты философ! – шокированно пробормотала ровесница.
– Не я. Моя мама. Это её слова. Она считает, что каждый человек бесценен. Даже люди злые, жестокие и подлые. Для всех Всевышний припас миссию перед миром. У инвалидов из «Книги» есть разные пути. Один ты озвучила: прятаться или вообще повеситься. Второй: открыться миру, признать себя и своё право на счастье под общим солнцем. Я бы выбрал второй путь.
– Ещё бы! Ты очень смелый и сильный!
– Не в этом дело, Люба. Человечеству постоянно стоит напоминать, что мы все разные. Чтобы общество прогрессировало, а не заблуждалось. Все имеют право на счастье.
Подростки умолкли на некоторое время.
– Но уж ногти по девять метров Вселенная точно не заставляла отращивать! – прервала молчание школьница.
– Кто знает! – пожал плечами Ибрагимов. – Хотели человеки – взяли да отрастили. Ничего криминального, не мне их судить. Знаешь, Люба, всякому, думаю, мечтается, чтобы его жизнь не была пустой, ничтожной. Чтобы в один прекрасный день не осознать, что лишь спишь, ешь да гадишь. Что зря существуешь. Что пуст, как гнилой орех. Все хотят оставить след – хоть какой-нибудь.
– Не зря девочки из моего класса говорят, что ты умный! – рассмеялась собеседница. – Интеллект налицо!
– Я обычный, – равнодушно отрезал подросток. – Как все. Но если твоим одноклассницам нравится считать, что я ходячая энциклопедия, пусть на здоровье продолжают. Мне пофиг.
– Ах да! Можно кое о чём спросить? Я давно хотела…
Брюнет заинтересованно посмотрел на неё. Школьники остановились под фонарём у маленького побеленного домика, спрятавшегося в полуголых деревьях.
– Спрашивай. Не могу отказать, так что пользуйся.