Школьная осень

Рюмин Сергей

Денису не давали покоя слова Антона насчет закрытой двери и квартирантов. За день до того, как он привез Антона к Борису Михайловичу, Устинов заезжал к ним и договаривался о встрече. Борис Михайлович и Лидия Ивановна встретили его не в пример радушнее, чем на следующий день Антона.

Да и вообще, он хорошо помнил Бориса Михайловича Рогожкина, полковника в отставке. Приходил пенсионер к ним в Управление, беседовал с молодыми сотрудниками, передавая свой богатый опыт. Даже занятия с ними своеобразные проводил.

И вёл он себя совершенно не так. На этот раз их с Антоном встретил совершенно другой человек с непонятным отчуждением, даже суровостью какой-то. И спасибо от него прозвучало как-то несуразно, равнодушно. Как за переданный билет в автобусе. А ведь ему пацан жизнь спас. Лидия Ивановна тоже вела себя насквозь негостеприимно. За день до этого его не выпускали из квартиры, пока он не пообедал вместе с ними. А сейчас хорошо, хоть чай налили.

Да и закрытая комната не давала ему покоя. Ничего в этой комнате особенного не было. И никаким квартирантам день назад супруги Рогожкины её не сдавали! В этом он был уверен на все сто процентов!

— Пойдем покурим, — предложил он соседу по кабинету.

— Холодно, блин! — взвился было Ершов, но увидев взгляд напарника стал послушно надевать куртку.

В курилку они не пошли. Укрываясь от ветра, встали на улице возле двери подъезда.

— Что случилось? — спросил Ершов после первой затяжки.

Устинов рассказал ему всё, начиная от визита к Гаврилову и заканчивая визитом к Рогожкину, особо акцентируя момент с закрытой комнатой.

Ершов пожал плечами:

— Дэн, ты старше меня, работаешь дольше, мог бы и сам понять, что, если дверь в комнату закрыта, значит, там что-то или кого-то прячут.

— До этого я уже догадался, — скривился Устинов. — Весь вопрос, кого там прячут? У меня два варианта: либо нашего начмеда, либо группу товарищей, включая опять же нашего начмеда. Только он там уже не один такой продвинутый… И опять вопрос, зачем прячут?

Ершов выкинул окурок в урну, повернулся к Устинову:

— Тебе какая разница?

— Мне Стасов с Зотовым просили помочь нашим старикам. А там, получается, второе дно у этой просьбы. Значит, начальство что-то задумало. Поможешь мне?

— Чем? — ухмыльнулся Ершов.

— В следующий четверг мы собираемся еще к одному ветерану…

Глава 27

Глава 27.

Особенности оперативной работы

— Разрешите? — начальник Управления уголовного розыска подполковник милиции Красавин приоткрыл дверь кабинета заместителя начальника УВД полковника милиции Воронцова. — Вызывали, Иван Георгиевич?

Секретаря, точнее, по должности он проходил как помощник заместителя начальника УВД, на месте не оказалось. Поэтому Красавин зашел без доклада, сам.

— Заходи, заходи, Олег Иванович! — Воронцов вышел из-за стола навстречу Красавину, пожал руку, приобнял. — Присаживайся. Чай? Кофе?

Немного подумав,

Олег Иванович отказался:

— Спасибо, не хочется. Недавно попил с мужиками. Совещались в неформальной обстановке.

— На предмет? — Воронцов сел напротив Красавина за приставной стол.

— Шалву завалили, воровскую общину почистили, — ответил Красавин. — Свято место пусто не бывает. Сам понимаешь, Иван Георгиевич. Ждём. Пока вот никого нет.

— Да, — согласился Воронцов. — Я уже заметил, по сводкам резко сократилось число преступлений.

— Осталась, в основном, бытовуха да мелочёвка, — кивнул Красавин. — Даже гастролёров уже с месяц по области не наблюдаем.

Воронцов довольно улыбнулся.

— Непривычная тишина. Но приятная.

Красавин согласно кивнул опять.

— Олег Иванович, — начал Воронцов. — Я тебя пригласил, чтоб сообщить следующее. По делу Киселевой я встречался с городским прокурором.

Красавин напрягся, даже подвинул стул поближе.

— Да не дёргайся ты! — Воронцов попытался его успокоить. — Тот пригласил к себе Ожогина. И, как только я завёл речь о Марии Гавриловне, Ожогин сразу же меня перебил, сообщил, что дело это прекращено за отсутствием состава преступления…

— Что? — удивился Красавин.

— То! — передразнил его Воронцов. — Мария Гавриловна Киселева уже со среды на свободе. По мнению Ожогина, мы должны инициировать награждение пенсионера Киселёвой Марии Гавриловны за поимку особо опасного преступника.

— Поимку? — усмехнулся Красавин. — Она его завалила.

— Не волнует! — отрезал Воронцов. — Скажешь своему Венику, пусть пишет «бамагу» — ходатайство от имени начальника УУР о награждении пенсионерки Киселевой грамотой начальника УВД. Хватит с неё! Хотя Ожогин настаивает на медали «За отличие в охране общественного порядка».

— М-да, дела… — протянул Красавин, вставая.

— Не то слово! — согласился Воронцов. — Да сиди, сиди ты! Давай прокурим что ли…

Он достал пачку сигарет, привычно подошел к окну, распахнул его. Прикурил. Чувствовалось, что он хочет что-то сказать, но сдерживается, не решается…

Наконец Воронцов выдавил:

— Ожогин совсем себя неправильно вёл. Понимаешь? Только речь зашла о Киселевой, как он словно в лице менялся. Прям осанну петь ей начинал.

— Ну, это ж хорошо, — осторожно заметил Красавин, разворачиваясь к начальнику лицом. Воронцов засмеялся.

— Хорошо-то хорошо, — согласился он. — Только вот перед самым освобождением Марии Гавриловны из ИВС Ожогин допрашивал её соседа Антона Ковалева!

— Ну, и что? — пожал плечами Красавин.

— Помнишь, я рассказывал про случай с моим сыном? — Воронцов вдавил окурок в пепельницу. — Про больницу. После допроса пацана Ожогин свою точку зрения изменил радикально, с точностью до наоборот.

Красавин скептически хмыкнул, пожал плечами.

— Веник когда с пацаном последний раз общался? — поинтересовался Воронцов. — Он вообще ситуацию по нему отслеживает?