Школьные годы чудесные
Шрифт:
Первое сентября для меня всегда было утомительным. Сначала линейка, на которой директор, завуч, а потом всякие шефы, причастные к летнему ремонту школы толкнут стандартно умные речи, напутствия и прочее. Потом десятиклассник (в этом году эта роль досталась блондину Кадашову Кольке из параллельного класса) пронесет мимо всех классов на плече первоклассницу с колокольчиком в руках. Она будет лихорадочно трясти этот колокольчик одной рукой, а другой с ужасом цепляться за плечо носильщика. И при этом будет лихорадочно пытаться сохранить
Потом урок знаний, на котором наша класснуха расскажет, как здорово жить в Советском Союзе с его бесплатной и самой лучшей системой образования — одно и то же, из года в год. Присутствующий на уроке представитель райкома комсомола (в пионерских классах на уроки знаний приходили из РОНО) после звонка на перемену важно кивнёт, покинет класс и пойдет в кабинет директора пить чай с тортом и, разумеется, с коньяком.
Вторым уроком первого сентября, как правило, был урок классного руководителя — у нас литература. Нина Терентьевна дождалась, пока мы все зайдем в класс после перемены, займем свои места. Потом традиционно мы встали, недолго постояли, приветствуя её, сели после отмашки рукой.
Нина Терентьевна считалась неплохим учителем и педагогом, материал объясняла доходчиво, особо не зверствовала, если её, конечно, не доводили всякие недалекие хулиганы. С учетом того, что она была еще и нашим классным руководителем, в нашем классе доводили ее крайне редко. Как-то раз, года два назад на родительском собрании она припомнила все наши каверзы, и после этого кое-кому из нас на следующий день было неудобно сидеть некоторое время. Нормальная она была — и как училка, и как человек.
Ко мне относилась вполне лояльно из-за моей любви к чтению и склонности много читать. Я читал запоем, начиная от классики до книг, с её слов, так называемого «легковесного жанра» — фантастики, приключений, детективов. Хотя попробуй, обзови «Пикник на обочине» братьев Стругацких или «Солярис» Станислава Лема легковесными.
Обязательную литературу по программе я без особых затруднений быстро «глотал», сочинения всегда писал на «пятерки» и, благодаря так называемой врожденной грамотности, без грамматических и пунктуационных ошибок.
Поэтому на её уроках я мог себе немного позволить заняться своими, не относящимися к предмету, делами.
И то, что у меня сменился сосед по парте, она тоже заметила, но промолчала.
Сегодня Светка вела себя как-то непонятно. Со мной практически не общалась, только с утра поздоровалась. Остальное общение свелось к просьбам-пожеланиям типа, «дай карандаш», «подвинься, мне не видно» и т.д. Копаться в причинах её поведения я не стал, навязывать свое общество тем более. И даже начал предполагать, что на следующих уроках место возле меня освободится.
На перемене мы сменили кабинет русского и литературы на кабинет математики, спустившись этажом ниже. Быкова снова села рядом, немало удивив Наталью Михайловну, у которой она ходила в любимых ученицах.
В свою очередь Наталья Михайловна очень недолюбливала меня. Двоек, конечно, не ставила, но почему-то присматривала за мной пристальней,
Теперь Мишка пересел к Андрею. Раньше на «алгеброметрии» (так по совокупности мы одним словом называли алгебру и геометрию) тот сидел один.
После алгебры открывалась библиотека, я рассчитывал забрать учебники. Мишка тоже на второй перемене собрался мне составить компанию.
— За учебниками пойдешь? — шепотом поинтересовался я. Светлана величественно кивнула, не отрывая взгляд от доски, делая вид, что алгебра была целью всей её жизни.
— Как ты только всё успевала? — поинтересовался я уже в библиотеке. — И спорт, и эту алгебру, и физику с химией…
— Нас до занятий тренер не допускал, если в дневнике трояк видел, — несколько свысока ответила она. Я покачал головой. У нас в секции Смирнов дневники проверял раз в месяц и то нерегулярно. И можно было «отбрыкаться», сказав, что дневник забыл. Тем более, что на занятия в секцию ходили и студенты.
С учебниками нам — мне, Светке, Мишке и Андрюхе — помогла одноклассница Верка, дочь библиотекарши. А то мы бы и сегодня остались бы без книг. Очередь была, как в Мавзолей. Светка по-хозяйски перевязала свою стопку книг веревочкой, опять свысока посмотрела на меня и протянула моток мне. Я. в свою очередь, донес её стопку до кабинета.
Следующие два урока, историю и обществоведение, вел любимый всеми учениками Максим Иванович Карабалак, невысокий смуглый черноволосый болгарин. Взаимоотношения у меня, Мишки и Андрея с ним были просто замечательные. Он тоже очень любил читать, периодически снабжал нас дефицитными книгами. Вообще у него было три увлечения: книги на первом месте, женщины и вино. Причем, и женщины, и вино стояли на одном уровне. Даже в школе я наблюдал, какими влюбленными глазами смотрят на него молодые учительницы, какие томные взгляды бросают ему вслед, несмотря на семейное положение… Впрочем, про любовные похождения в школе оставались тайной за семью печатями. А вот за пределами учебного заведения его не раз видели то с одной, то с другой дамой…
Его уроки чем-то напоминали собой эстрадные выступления — материалы по истории, основам Советского государства и права, обществоведению он преподносил интересно, завлекательно. Даже самые бестолковые, ленивые и хулиганистые ученики сидели у него на занятиях тихо, как мыши, и раскрыв рот. Учебный материал у него чередовался с занимательными рассказами по некоторым историческим эпизодам, внезапным опросом, который, собственно, и на опрос-то не походил.
— Так! — возвещал он. — Один вопрос, за который ставлю сразу «пять». Как было имя Бисмарка? Кто скажет?