Школония
Шрифт:
Данил оставался для меня загадкой. Умей я говорить, сразу огласил бы все свои вопросы, но когда ты немой, а телефон – единственный способ связи, у тебя есть время хорошенько обдумать каждый вопрос и передумать набрать его на телефоне. Чутье подсказывало мне, что не стоит лезть в жизнь Данила. Придет время, и он сам поведает свою историю, если просто захочет поговорить или пожелает, чтобы его выслушали. Может, он хочет мне что-то рассказать, услышать мое мнение и получить поддержку? Но это невозможно. Я могу написать свои мысли, но это не удовлетворит ожидания Данила
Может, я для него не так важен, чтобы раскрывать свои тайны? Ведь в жизни Данила наверняка было множество людей, которых он фильтровал по интересам, оставляя лишь тех, кто ему по душе. Мне выбирать не приходилось. В моей жизни Данил был первым, а потому я привязывался к нему все сильнее.
«Мы были людьми далеких звезд. Мы тянулись друг к другу, понимая, что никогда не дотянемся. И все равно не могли это прекратить, ибо человек по своей природе существо, в котором надежда сильнее осознания безнадежной действительности». Эту фразу из книги «Мы, лишенные чувств» [1] я хорошо запомнил. Дословно.
1
Книги «Мы, лишенные чувств» не существует.
– А мультики у тебя есть? – Данил развалился на диванчике и закинул ногу на ногу.
Я чувствовал себя востребованным, нужным, и оттого пустота внутри меня начала заполняться, даруя тепло и облегчение, внутренний покой и осознание, что мое существование имеет смысл. Что я нужен тому, кто становится важным для меня. Интересно, а он ценит и чувствует мою отдачу, которая проявляется даже в таком маленьком действии, как подать коробки с дисками или книжный подарок? Или он забудет об этом уже завтра? Или уже сегодня, как только выйдет за порог?
Страх омрачал мою уверенность. Что, если это первый и последний раз, когда мы здесь вдвоем? А если бы у меня не было книг, мультиков, свежей еды, то стал бы он сюда приходить, чтобы просто побыть со мной? Если бы комната была холодной, стены с разодранными обоями, минимумом мебели, стал бы он возвращаться сюда ради меня?
Кажется, я слишком быстро вдохновляюсь, ведь я терпел все эти годы одиночество и вот сейчас не мог дождаться ответов на все эти вопросы. А еще я боялся разочароваться.
Мы направились в кухню. Данил включил мультик, и мы просмотрели его до конца, но половину мультфильма я оглядывался на гостя, пытаясь понять, какие моменты ему казались смешнее, какие скучнее, какие его разочаровали, как он смеялся. Я изучал его, но он не изучал меня. Я ни разу не почувствовал его взгляд на себе.
– Да, классный мультик, – подытожил Данил, устало потягиваясь и зевая.
«Хочешь поспать?» – спросил я через телефон.
– Да, не помешало бы. Пойду я, наверное.
«Нет, ты можешь остаться спать у меня дома».
Данил задумчиво нахмурился и ответил:
– Боюсь, что, поспав в твоем уютном доме, я уже не смогу спать
Он взял со стола «Одда…», зевнул, не прикрывая рта, и поплелся в коридор. Из гостиной слышался миленький смех Аниты, наверное, болтавшей с парнем, ибо с девушками она ржала как лошадь. Над городом сгущались тучи, поднимался ветер, проникавший в дом через открытую входную дверь; мое сердце замирало при мысли об уходе Данила и о том, что я вновь останусь один, в своем уютном, но пустом доме, где теперь мне не было покоя без него. Но от нашей временной разлуки и ожидания его нового прихода он становился только важнее. И оттого мне казалось, что ничем хорошим это не кончится.
Глава 7
С тех пор прошла неделя. Несмотря на то что под рукой всегда находился телефон и в любой момент я мог написать Данилу, он не прекращал приходить и беседовать со мной вживую: рассказал о Софии и Роме, который нашел на городской свалке почти целый велосипед. Но чем больше мы так разговаривали, чем больше он рассказывал, тем слабее становилась наша связь. Я чувствовал, что тонкая ниточка между нами постепенно расползается, одно волокно за другим. В какой-то момент она лопнет. И тогда он перестанет приходить.
Данил больше не просился в гости, а все мои предложения с вежливой улыбкой отклонял.
Где я мог просчитаться? Что могло ему не понравиться? Он зашел тогда, потому что его томила скука, а теперь больше не хочет тратить на меня время? Зачем тогда приходит? Он хочет оторваться от меня медленно, почти не причиняя боль от своего внезапного ухода? И неужели он тогда не понимает, что я все чувствую, или считает меня тугодумом, механическим мальчиком без сердца и эмоций, который не догадается, что его покидают?
Не было в голосе Данила былого энтузиазма. Становилось все меньше рассказов из его жизни. Все меньше фактов о нем. Он рассказывал о чем угодно, но только не о себе, и оттого мне становилось тоскливо. Я чувствовал, что он отдаляется, и я наивно объяснял это тем, что если заниматься чем-то одним каждый день, оно рано или поздно обязательно надоест.
Данил… Как сложно было представить свой день без него. Он изюминка в моей жизни. Единственный друг. Но, похоже, даже он больше не может терпеть скуку со мной.
Я ничего не рассказывал, потому что поведать мне было не о чем. Ему наверняка будет неинтересно в сотый раз узнать, что я ел на завтрак. Или услышать краткий пересказ книги, которая сто лет ему не сдалась.
Мы абсолютно разные, и все же что-то влекло нас друг к другу. Меня к нему – желание не быть в одиночестве все то время, пока нет папы. Его ко мне… Что же он во мне такого нашел?
В какой-то момент я прекратил слушать его рассказ о девочке из их компании, которую чуть не поймала полиция, и опустил взгляд. Отдался чувствам, что рвались наружу и наводили на устрашающие мысли. Однако я старался думать о хорошем, хоть это и не успокаивало. И медленно, но верно слова Данила стали растворяться в бесконечном потоке звуков извне. Я склонился над коленями.