Шлиман

Мейерович Моисей Ликманович

Любопытным пастор объяснил, что временно переезжает к соседу, а в доме на лето поселится один знаменитый ученый.

Через час к дому подкатила коляска. Невысокий пожилой человек в наглухо застегнутом сюртуке легко, по-юношески соскочил и помог сойти красивой молодой даме и двум детям. Перед тем как войти в дом, приезжий оглядел собравшуюся толпу и молча приподнял шляпу.

Старый дом, где прошло детство. Наверху, в этой комнате, умерла мать. Ее звали Луиза. Она была очень добра. Пятьдесят два года прошло с тех пор. Лестница все так же скрипит под ногами. Здесь стояла его кровать. Тут был диван. Минна Мейнке забиралась на диван с ногами

и слушала сказки о рыцарях-разбойниках и об аистах, улетающих на зиму в таинственную страну. В саду, на старой липе, были вырезаны его инициалы – в тот день ему исполнилось девять лет, и он получил в подарок перочинный нож.

Софье не очень нравилась эта романтическая поездка в Анкерсгаген, но когда стали съезжаться из «крестных деревень родственники, приглашенные к торжественному обеду, она постаралась быть любезной хозяйкой.

Еще живы были старые знакомые. Приехал Карл Андрее, дряхлый старик; он так на всю жизнь и остался кандидатом наук. Удалось отыскать Германа Нидерхеффера – того самого мельничного подмастерья, который за стаканчик картофельной водки читал вслух Гомера. Нидерхеффер давно остепенился, бросил пить и стал солидным фермером. Шлиман заставил его вновь декламировать Гомера. Нидерхеффер беспощадно перевирал стихи, но Шлиман не исправлял его ошибок.

Наконец уступив настоятельным приглашениям, приехала Минна Шлиман встретил ее на пороге дома, расцеловав в обе щеки, познакомил с женой и потащил погулять в сад. Но беседа не клеилась. Минна чувствовала себя неловко и, казалось, со страхом ждала какой-нибудь эксцентричной выходки. А Генрих искоса поглядывал на эту толстую старуху, молчаливо шедшую рядом, и не верил глазам, не верил своей памяти.

Его автобиография была, конечно, романом. Маленький мальчик, первая любовь, разлука, несломленная воля, осуществление детской мечты, мировая слава, унижение противников… Чтобы написать этот роман, пришлось кое-что придумать, кое о чем умолчать, кой-какие факты показать в ином свете.

Теперь он хотел инсценировать последнюю главу: слезы Минны, позднее раскаяние, олимпийское спокойствие победителя. Ради этого он забрался в эту скучную глушь, за неслыханные деньги нанял старый пасторский дом и пригласил героиню романа.

Но никакой концовки не получилось. И ему стало скучно.

Через несколько дней он уехал в Оксфорд (Оксфорд – город в Англии, местонахождение знаменитого университета, основанного в 1264 году) – получать докторский диплом. Тогда это была высшая честь, которую ученый мир мог оказать человеку, обессмертившему свое имя в науке. Кроме того, «Квинс-колледж» избрал его своим почетным членом. Шлиман впоследствии шутливо хвастал, что этот диплом дает его обладателю неоценимые выгоды: квартиру в шесть комнат и полное содержание за все время пребывания в Оксфорде. На самом же деле Шлиман был глубоко взволнован и горд своим оксфордским триумфом и часто возвращался к нему в разговорах и письмах.

Из Оксфорда он вернулся в Анкерсгаген, заперся в комнате, которая когда-то служила кабинетом его отцу, и месяц работал над немецким переводом книги «Троя».

Конец года прошел в подготовке изданий «Трои» на двух языках – к этому времени Дерпфельд закончил составление подробных чертежей и планов Гиссарлыка.

В начале 1884 года Шлиман провел неделю в Марафоне, где произошла знаменитая битва греков с персами (490 год до нашей эры). Под предводительством Мильтиада греки наголову разбили войска Дария. Павсаний передает,

что павшие в бою 192 афинянина были похоронены в общей братской могиле. Шлиман раскопал большой курган в Марафоне. Оказалось, однако, что он значительно старше эпохи греко-персидских войн. Как бы то ни было, задерживаться надолго у этого кургана не имело смысла: другая задача, более грандиозная, уже стояла на очереди.

Впервые Шлиман побывал на развалинах Тиринфа во время первой поездки по Греции, в 1868 году. Через восемь лет, перед раскопками в Микенах, он произвел здесь вторую разведку. Но еще не уверенный в правильности своего выбора, он тогда отступил. Теперь настала пора взяться за Тиринф по-настоящему.

Дерпфельд – теперь уже сотрудник и друг, а не наемный служащий – горячо взялся за подготовку к раскопкам, обещавшим быть грандиозными. Шлиман делил свое время между закупкой раскопочного оборудования и изучением свидетельств древних писателей о Тиринфе.

Однажды Дерпфельд принес ему какую-то немецкую газету, в которой была напечатана курьезная статейка: некий Эрнст Беттихер, артиллерийский капитан в отставке, осчастливил мир новым открытием. Оказывается, Гиссарлык – не Гиссарлык и Троя – не Троя. Шлиман в своем ослеплении принял за гомеровский город развалины крематория, в котором троянцы сжигали своих покойников. Сама же Троя находится гораздо дальше, у самого моря, в устье Скамандра.

Более нелепого бреда нельзя было придумать. Но не спорить же с отставным артиллеристом, который никогда не видел Троады и судил о ней исключительно по книгам… самого Шлимана!

– Не отвлекайтесь от дела, милый Дерпфельд, и выкиньте свою газету вон в ту корзину…

Раскопки Тиринфа начались в марте.

Крутая голая скала в триста метров длины, сто – ширины и от пятнадцати до двадцати шести метров высоты. Из-под чахлой травы, из-под вересковых кустов торчат на поверхности земли угловатые, неправильной формы каменные глыбы. Вот и все, что осталось от могучего города, который назван у Гомера «крепкостенным». О тиринфских стенах Павсаний пишет: «Они, наравне с так называемой «сокровищницей миниев» в Орхомене, заслуживают неменьшего удивления, чем египетские пирамиды».

Шлиман опять поселился в Навплии – оттуда до Тиринфа всего полчаса езды. Как обычно, в четыре часа утра Шлиман верхом отправлялся купаться. На берегу моря старый рыбак поджидал его с лодкой. Отъехав подальше от берега, Шлимян раздевался, нырял, плавал минут десять и, веселый, бодрый, карабкался на корму. К пяти утра он приезжал в Тиринф и с конюхом отправлял свою лошадь за Дерпфельдом.

Раскопки продолжались до вечерней темноты с перерывами на завтрак и обед. Шлиман завтракал вместе со всеми. Кусок солонины, хлеб, сыр, глоток кислого вина, апельсин – что может быть проще и приятнее такого завтрака у подножия древней крепостной стены, среди развороченных каменных глыб!

Четыре месяца длились раскопки, и Шлиман чувствовал, что с каждым днем молодеет на годы. Это был совершенно невиданный триумф. Целый город гомеровских времен возникал из-под мусора и наносной земли в потрясающей убедительности и величии! Ничто не могло вывести Шлимана из приподнятого, радостного настроения. На беспрестанные придирки инспектора археологического общества Филиоса он отвечал шутками. А когда вдруг некстати нагрянул гость – принц Саксен-Мейнингенский, разыгрывавший роль мецената, – Шлиман с неиссякаемым оптимизмом писал друзьям: «К счастью, он послезавтра уезжает».