Шляхта и мы

Куняев Станислав Юрьевич

Приложения

«Домашний старый спор»

Александр Пушкин

КЛЕВЕТНИКАМ РОССИИ

О чем шумите вы, народные витии?Зачем анафемой грозите вы России?Что возмутило вас? волнения Литвы?Оставьте: это спор славян между собою.Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,Вопрос, которого не разрешите вы.Уже давно между собоюВраждуют эти племена;Не раз клонилась под грозоюТо их, то наша сторона.Кто устоит в неравном споре:Кичливый лях иль верный росс?Славянские ль ручьи сольются в русском море?Оно ль иссякнет? вот вопрос.Оставьте нас: вы не читалиСии кровавые скрижали;Вам непонятна, вам чуждаСия семейная вражда;Для вас безмолвны Кремль и Прага;Бессмысленно прельщает васБорьбы отчаянной отвага —И ненавидите вы нас…За что ж? ответствуйте: за то ли,Что на развалинах пылающей МосквыМы не признали наглой волиТого, под кем дрожали вы?За то ль, что в бездну повалилиМы тяготеющий над царствами кумирИ нашей кровью искупилиЕвропы вольность, честь и мир?Вы грозны на словах – попробуйте на деле!Иль старый богатырь, покойный на постеле,Не в силах завинтить свой измаильский штык?Иль русского царя уже бессильно слово?Иль нам с Европой спорить ново?Иль русский от побед отвык?Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,От финских хладных скал до пламенной Колхиды,От потрясенного КремляДо стен недвижного Китая,Стальной щетиною сверкая,Не встанет русская земля?Так высылайте ж нам, витии,Своих озлобленных сынов:Есть место им в полях России,Среди нечуждых им гробов.

БОРОДИНСКАЯ ГОДОВЩИНА

Великий день БородинаМы братской тризной поминая,Твердили: «Шли же племена,Бедой России угрожая;Не вся ль Европа тут была?А чья звезда ее вела!..Но стали ж мы пятою твердойИ грудью приняли напорПлемен, послушных воле гордой,И равен был неравный спор.И что ж? свой бедственный побег,Кичась, они забыли ныне;Забыли

русский штык и снег,Погребший славу их в пустыне.Знакомый пир их манит вновь —Хмельна для них славянов кровь:Но тяжко будет им похмелье;Но долог будет сон гостейНа тесном, хладном новоселье,Под злаком северных полей!Ступайте ж к нам: вас Русь зовет!Но знайте, прошеные гости!Уж Польша вас не поведет:Через ее шагнете кости!..»Сбылось – и в день БородинаВновь наши вторглись знаменаВ проломы падшей вновь Варшавы;И Польша, как бегущий полк,Во прах бросает стяг кровавый —И бунт раздавленный умолк.В боренье падший невредим;Врагов мы в прахе не топтали;Мы не напомним ныне имТого, что старые скрижалиХранят в преданиях немых;Мы не сожжем Варшавы их;Они народной НемезидыНе узрят гневного лицаИ не услышат песнь обидыОт лиры русского певца.Но вы, мутители палат,Легкоязычные витии,Вы, черни бедственный набат,Клеветники, враги России!Что взяли вы?.. Еще ли россБольной, расслабленный колосс?..Еще ли северная славаПустая притча, лживый сон?Скажите: скоро ль нам ВаршаваПредпишет гордый свой закон?Куда отдвинем строй твердынь?За Буг, до Ворсклы, до Лимана?За кем останется Волынь?За кем наследие Богдана?Признав мятежные права,От нас отторгнется ль Литва?Наш Киев дряхлый, златоглавый,Сей пращур русских городов,Сроднит ли с буйною ВаршавойСвятыню всех своих гробов?Ваш бурный шум и хриплый крикСмутили ль русского владыку?Скажите, кто главой поник?Кому венец: мечу иль крику?Сильна ли Русь? Война, и мор,И бунт, и внешних бурь напорЕе, беснуясь, потрясали —Смотрите ж: все стоит она!А вкруг ее волненья пали —И Польши участь решена…Победа! сердцу сладкий час!Россия! встань и возвышайся!Греми, восторгов общий глас!..Но тише, тише раздавайсяВокруг одра, где он лежит,Могучий мститель злых обид,Кто покорил вершины Тавра,Пред кем смирилась Эривань,Кому суворовского лавраВенок сплела тройная брань.Восстав из гроба своего,Суворов видит плен Варшавы:Вострепетала тень егоОт блеска им начатой славы!Благословляет он, герой,Твое страданье, твой покой,Твоих сподвижников отвагу,И весть триумфа твоего,И с ней летящего за ПрагуМладого внука своего.

Федор Тютчев

Как дочь родную на закланьеАгамемнон богам принес,Прося попутных бурь дыханьяУ негодующих небес, —Так мы над горестной ВаршавойУдар свершили роковой,Да купим сей ценой кровавойРоссии целость и покой!Но прочь от нас венец бесславья,Сплетенный рабскою рукой!Не за коран самодержавьяКровь русская лилась рекой!Нет! нас одушевляло в боеНе чревобесие меча,Не зверство янычар ручноеИ не покорность палача!Другая мысль, другая вераУ русских билася в груди!Грозой спасительной примераДержавы целость соблюсти,Славян родные поколеньяПод знамя русское собратьИ весть на подвиг просвещеньяЕдиномысленных, как рать.Сие-то высшее сознаньеВело наш доблестный народ —Путей небесных оправданьеОн смело на себя берет.Он чует над своей главоюЗвезду в незримой высотеИ неуклонно за звездоюСпешит к таинственной мете!Ты ж, братскою стрелой пронзенный,Судеб свершая приговор,Ты пал, орел одноплеменный,На очистительный костер!Верь слову русского народа:Твой пепл мы свято сбережем,И наша общая свобода,Как феникс, зародится в нем.

1831

Михаил Лермонтов

1Опять, народные витии,За дело падшее ЛитвыНа славу гордую РоссииОпять шумя восстали вы.Уж вас казнил могучим словомПоэт, восставший в блеске новомОт продолжительного сна,И порицания покровомОдел он ваши имена.2Что это: вызов ли надменный,На битву ль бешеный призыв?Иль голос зависти смущенной,Бессилья злобного порыв?..Да, хитрой зависти ехиднаВас пожирает; вам обиднаВеличья нашего заря;Вам солнца Божьего не видноЗа солнцем русского царя.3Давно привыкшие венцамиИ уважением играть,Вы мнили грязными рукамиВенец блестящий запятнать.Вам непонятно, вам несродноВсе, что высоко, благородно;Не знали вы, что грозный щитЛюбви и гордости народнойОт вас венец тот сохранит.4Безумцы мелкие, вы правы,Мы чужды ложного стыда!. . . . . . . .5Но честь России невредима.И вам смеясь внимает свет…Так в дни воинственные Рима,Во дни торжественных побед,Когда триумфом шел ФабрицийИ раздавался по столицеВосторга благодарный клик,Бежал за светлой колесницейОдин наемный клеветник.

1835

Александр Блок

ИЗ ПОЭМЫ «ВОЗМЕЗДИЕ»

Отец лежит в «Аллее роз» [13] ,Уже с усталостью не споря,А сына поезд мчит в морозОт берегов родного моря…Жандармы, рельсы, фонари,Жаргон и пейсы вековые,И вот – в лучах больной зариЗадворки польские России…Здесь все, что было, все, что есть,Надуто мстительной химерой;Коперник сам лелеет месть,Склоняясь над пустою сферой…«Месть! Месть!» – в холодном чугунеЗвенит, как эхо, над Варшавой:То Пан-Мороз на злом конеБряцает шпорою кровавой…Вот оттепель: блеснет живейКрай неба желтизной ленивой,И очи панн чертят смелейСвой круг ласкательный и льстивый…Но все, что в небе, на земле,По-прежнему полно печалью…Лишь рельс в Европу в мокрой мглеПоблескивает честной сталью.Вокзал заплеванный; дома,Коварно преданные вьюгам;Мост через Вислу – как тюрьма;Отец, сраженный злым недугом,—Все внове баловню судеб;Ему и в этом мире скудномМечтается о чем-то чудном;Он хочет в камне видеть хлеб,Бессмертья знак – на смертном ложе,За тусклым светом фонаряЕму мерещится заряТвоя, забывший Польшу, Боже!Что здесь он с юностью своей?О чем у ветра жадно просит? —Забытый лист осенних дней,Да пыль сухую ветер носит!А ночь идет, ведя мороз,Усталость, сонные желанья…Как улиц гадостны названья!Вот, наконец, «Аллея роз»!..…………………………………..Страна – под бременем обид,Под игом наглого насилья —Как ангел, опускает крылья,Как женщина, теряет стыд.Безмолвствует народный гений,И голоса не подает,Не в силах сбросить ига лени,В полях затерянный народ.И лишь о сыне, ренегате,Всю ночь безумно плачет мать,Да шлет отец врагу проклятье(Ведь старым нечего терять!..)А сын – он изменил отчизне!Он жадно пьет с врагом вино,И ветер ломится в окно,Взывая к совести и к жизни…Не так же ль и тебя, Варшава,Столица гордых поляков,Дремать принудила ораваВоенных русских пошляков?Жизнь глухо кроется в подпольи;Молчат магнатские дворцы,Лишь Пан-Мороз во все концыСвирепо рыщет на раздольи!Неистово взлетит над вамиЕго седая голова,Иль откидные рукаваВзметутся бурей над домами,Иль конь заржет – и звоном струнОтветит телеграфный провод,Иль вздернет Пан взбешенный повод,И четко повторит чугунУдары мерзлого копытаПо опустелой мостовой…И вновь, поникнув головой,Безмолвен Пан, тоской убитый…И, странствуя на злом коне,Бряцает шпорою кровавой…Месть! Месть! – Так эхо над ВаршавойЗвенит в холодном чугуне!Еще светлы кафэ и бары,Торгует телом «Новый свет»,Кишат бесстыдные троттуары,Но в переулках – жизни нет,Там тьма и вьюги завыванье…Вот небо сжалилось – и снегГлушит трескучей жизни бег,Несет свое очарованье…Он вьется, стелется, шуршит,Он – тихий, вечный и старинный…Герой мой милый и невинный,Он и тебя запорошит…

13

Улица в Варшаве. (Прим. Блока)

1911

Адам Мицкевич

ИЗ ПОЭМЫ «ДЗЯДЫ»

ДОРОГА В РОССИЮ

По диким пространствам, по снежной равнинеЛетит мой возок, точно ветер в пустыне.И взор мой вперился в метельный туман, —Так сокол, в пустынную даль залетевший,Застигнутый бурей, к земле не поспевший,Глядит, как бушует под ним океан,Не знает, где крылья на отдых он сложит,И чует, что смерть отвратить он не может.Ни города нет на пути, ни села.От стужи природа сама умерла.И зов твой в пустыне звучит без ответа,Как будто вчера лишь возникла планета.Но мамонт, из этой земли извлечен,Скиталец, погибший в потопе великом,Порой, непонятные новым языкам,Приносит нам были минувших времен —Тех дней, когда был этот край обитаемИ с Индией он торговал и с Китаем. —Но краденый томик из дальних сторон,Быть может, добытый на Западе силой,Расскажет, что много могучих племенСменилось на этой равнине унылой.Все – в прошлом. Стремнины потопа ушли,Их русла теперь не найдешь на равнине.Грозою народы по ней протекли —И где же следы их владычества ныне?Лишь в Альпах утесов холодный гранитМинувших веков отпечатки хранит,Лишь в Риме развалин замшелая грудаРасскажет о варварах, шедших отсюда.Чужая, глухая, нагая страна —Бела, как пустая страница, она.И Божий ли перст начертает на нейРассказ о деяниях добрых людей,Поведает правду о вере священной,О жертвах для общего блага, о том,Что свет и любовь управляют вселенной?Иль Бога завистник и враг дерзновенныйНа этой странице напишет клинком,Что люди умнеют в цепях да в остроге,Что плети ведут их по верной дороге?Беснуется вихрь, и свистит в вышине,И воет поземкой, безлюдье тревожа.И

не на чем взор задержать в белизне.Вот снежное море подъемлется с ложа,Взметнулось – и рушится вновь тяжело, —Огромно, безжизненно, пусто, бело.Вот, с полюса вырвавшись вдруг, по равнинеСтремит ураган свой безудержный бегИ, злобный, бушует уже на Эвксине,Столбами крутя развороченный снег.И путников губит, – так ветер песчаныйЗаносит в пустынных степях караваны.И снова равнина пуста и мертва,И только местами снега почернели.То в белой пучине видны острова —Из снега торчащие сосны да ели.А вот – что-то странное: кучи стволов,Свезли их сюда, топором обтесали,Сложили, как стены, приладили кров,И стали в них жить, и домами назвали.Домов этих тысячи в поле пустом,И все – как по мерке. А ветер свистящийНад трубами дым завивает винтом,Подобно султану на каске блестящей.Рядами иль кругом – то реже, то чаще —Стоят эти срубы, и в каждом живут,И все это городом важно зовут.Но вот наконец повстречались мне люди.Их шеи крепки, и могучи их груди.Как зверь, как природа полночных краев,Тут каждый и свеж, и силен, и здоров.И только их лица подобны донынеЗемле их – пустынной и дикой равнине.И пламя до глаз их еще не дошлоИз темных сердец, из подземных вулканов,Чтоб, вольности факелом ярким воспрянув,Той дивной печатью отметить чело,Которой отмечены люди ВосходаИ люди Заката, вкусившие ядПадений и взлетов, надежд и утрат,Чьи лица – как летопись жизни народа.Здесь очи людей – точно их города,Огромны и чисты. И, чуждый смятенью,Их взор не покроется влажною тенью,В нем грусть состраданья мелькнет без следа.Глядишь на них издали – ярки и чудны,А вглубь их заглянешь – пусты и безлюдны.И тело людей этих – грубый кокон,Хранит несозревшую бабочку он,Чьи крылья еще не покрылись узором,Не могут взлететь над цветущим простором.Когда же свободы заря заблестит, —Дневная ли бабочка к солнцу взлетит,В бескрайную даль свой полет устремляя,Иль мрака создание – совка ночная?Дороги по голым полям пролегли.Но кто протоптал их? Возов вереницы?Купцы ль, караваны ли этой земли?Царь – пальцем по карте – провел их в столице,И в Польше, куда бы тот перст ни попал,Встречался ли замок, иль дом, или хата —Их лом разбивал, их сносила лопата,И царь по развалинам путь пролагал.В полях не увидишь дорог под снегами,Но тотчас приметишь их в чаще лесной.На север уводят они по прямой,Светлы в полутьме, как река меж скалами.Кто ездит по ним? Вот выходят полки.То конница скачет, за нею пехотаЗмеей растянулась, за ротою рота,А там артиллерия – пушки, возки.И все они посланы царским указом —Тех гонят с восточных окраин сюда,Те с Запада вышли, на битву с Кавказом, —Не знают, зачем, почему и куда,Не спросят о том. Ты увидишь монгола —Скуласт, косоглаз, отбивает он шаг,А далее бледный, больной, невеселый,Плетется литовский крестьянин-бедняк.Там ружья английские блещут, там луки,И дышит калмык на озябшие руки.Кто их офицеры? Немецкий барон.В карете ездой наслаждается он.Чувствительно Шиллера песнь напеваетИ плеткою встречных солдат наставляет.Француз либеральную песню свистит —Бродячий философ, чиновный бандитС начальником занят беседой невинной:Где можно достать по дешевке фураж?Пускай перемрет солдатни половина —Деньгам не ущерб. Если маху не дашь,Рассудят, что это – казны сбереженье,Царь орден пришлет и в чинах повышенье.Но мчится кибитка – и все перед нейШарахнулось в сторону: пушки, лафеты,Пехота и полк кирасир-усачей,Начальство свои повернуло кареты.Кибитка несется. Жандарм кулакомДубасит возницу. Возница кнутомСтегает наотмашь солдат, свирепея.Беги, или кони сшибут ротозея!Кто едет в кибитке? – Не смеют спросить.Жандармы сидят в ней, и путь их – в столицу.То царь приказал им кого-то схватить.«Наверное, взят кто-нибудь за границей?Кто б мог это быть? – говорит генерал. —Французский король то, саксонский иль прусский?Кого самодержец не милует русский,Кого он в тюрьму заточить приказал?А может быть, в жертву и свой предназначен?Быть может, Ермолов жандармами схвачен?Кто знает! Бесстрашен и горд его взгляд,Хоть он на соломе сидит, как в темнице,Из крупных, как видно! За ним вереницейВозки, точно свита в них едет, летят.Но кто ж эти люди? Как держатся смело!Сверкают их очи, отвагой горя.Вельможи ль они? Камергеры царя?Нет, мальчики, дети! Так в чем же тут дело?Иль принцы они и король, их отец,Дерзнул покуситься на русский венец?» —Так, строя догадки, начальство дивилось;Кибитка меж тем в Петербург уносилась.

ПРИГОРОДЫ СТОЛИЦЫ

…………………………………….Но где же свое, самобытное, в них,Где нации гений, где сердце народа?А зданья чудесны! Искусной рукойВзнесен на болоте их каменный строй.Для цезарей цирк воздвигали когда-то,И золото в Риме струилось рекой,А в этих снегах, чтоб дворцы и палатыВоздвиглись на радость холопам царя,Лились наших слез, нашей крови моря.И сколько измыслить пришлось преступлений,Чтоб камня набрать для огромных строений,И сколько невинных убить иль сослать,И сколько подвластных земель обобрать!Слезами Украйны они оплатилиИ кровью литовской и польской землиВсе то, что сюда из Парижа ввезли,Чем в Лондоне их магазины прельстили,И моют в их замках шампанским паркет,И модный его залоснил менуэт.Но зданья пусты. Двор в столице зимой.И мухи придворные радостным роемВослед ему ринулись, к царским помоям.В домах только ветер танцует шальной:В столице вельможи, и царь их в столице.В столицу стремит и кибитка свой бег.Бьет полдень. Морозно, и падает снег.А солнце уж к западу стало клониться.Безжизненно светел и чист небосклон,Ни тучки, ни облачка в бездне пустынной.Все бледно и тускло, ни краски единой, —Так взор замерзающих жизни лишен.Но вот уже город. И в высь небосклонаНад ним воздымается город другой,Подобье висячих садов Вавилона,Порталов и башен сверкающий строй:То дым из бесчисленных труб. Он летит,Он пляшет и вьется, пронизанный светом.Подобен каррарскому мрамору цветом,Узором из темных рубинов покрыт.Верхушки столбов изгибаются в своды,Рисуются кровли, зубцы, переходы,Как в городе том, что, из марева свит,Громадою призрачной к небу воспрянув,В лазурь Средиземного моря глядитИль зыблется в зное ливийских тумановИ взор пилигримов усталых влечет,Всегда недвижим и всегда убегает…Но цепь загремела. Жандарм у ворот.Трясет, обыскал, допросил – пропускает.. . . . . . . . .А кто столицу русскую воздвиг,И славянин, в воинственном напоре,Зачем в пределы чуждые проник,Где жил чухонец, где царило море?Не зреет хлеб нa той земле сырой,Здесь ветер, мгла и слякоть постоянно,И небо шлет лишь холод или зной,Неверное, как дикий нрав тирана.Не люди, нет, то царь среди болотСтал и сказал: «Тут строиться мы будем!»И заложил империи оплот,Себе столицу, но не город людям.Вогнать велел он в недра плывуновСто тысяч бревен – целый лес дубовый,Втоптал тела ста тысяч мужиков,И стала кровь столицы той основой.Затем в воза, в подводы, в кораблиОн впряг другие тысячи и сотни,Чтоб в этот край со всех концов землиСвозили лес и камень подобротней.В Париже был – парижских площадейПодобья сделал. Пожил в Амстердаме —Велел плотины строить. От людейОн услыхал, что славен Рим дворцами, —Дворцы воздвиг. Венеция пред нимСиреной Адриатики предстала —И царь велит строителям своимПрорыть в столице Севера каналы,Пустить гондолы и взметнуть мосты, —И вот встают Париж и Лондон новый,Лишенные, увы! лишь красотыИ славы той и мудрости торговой.У зодчих поговорка есть одна:Рим создан человеческой рукою,Венеция богами создана;Но каждый согласился бы со мною,Что Петербург построил сатана.

Этот отрывок русским друзьям посвящает автор

РУССКИМ ДРУЗЬЯМ

Вы помните ль меня? Среди моих друзей,Казненных, сосланных в снега пустынь угрюмых,Сыны чужой земли! Вы также с давних днейГражданство обрели в моих заветных думах.О где вы? Светлый дух Рылеева погас, —Царь петлю затянул вкруг шеи благородной,Что, братских полон чувств, я обнимал не раз.Проклятье палачам твоим, пророк народный!Нет больше ни пера, ни сабли в той руке,Что, воин и поэт, мне протянул Бестужев.С поляком за руку он скован в руднике,И в тачку их тиран запряг, обезоружив.Быть может, золотом иль чином ослеплен,Иной из нас, друзья, наказан небом строже:Быть может, разум, честь и совесть продал онЗа ласку щедрую царя или вельможи.Иль, деспота воспев подкупленным пером,Позорно предает былых друзей злословью,Иль в Польше тешится награбленным добром,Кичась насильями, и казнями, и кровью.Пусть эта песнь моя из дальней стороныК вам долетит во льды полуночного края.Как радостный призыв свободы и весны,Как журавлиный клич, веселый вестник мая.И голос мой вы все узнаете тогда:В оковах ползал я змеей у ног тирана,Но сердце, полное печали и стыда,Как чистый голубь, вам вверял я без обмана.Теперь всю боль и желчь, всю горечь дум моихСпешу я вылить в мир из этой скорбной чаши,Слезами родины пускай язвит мой стих,Пусть, разъедая, жжет – не вас, но цепи ваши.А если кто из вас ответит мне хулой,Я лишь одно скажу: так лает пес дворовыйИ рвется искусать, любя ошейник свой,Те руки, что ярмо сорвать с него готовы [14] .

14

Осенью 1855 года Мицкевич приехал в Стамбул, где занялся вербовкой евреев в легион для войны с Россией в Крыму. Вскоре он умер от лихорадки.

Перевел В. Левик

Ярослав Ивашкевич

ИЗ ЦИКЛА «АЗИАТЫ»

Травы ТолстогоХлеб ДостоевскогоПлакучие ивы ЧайковскогоМеня оплели по шеюНе вырубит их сабля ВолодыевскогоНе истребит смешок ДаниэляКони стучат копытами день и ночьСкачут несут маленьких наполеоновИ громадных нагих актеровИз невероятных фильмовНа западе густые лозы над ЛуаройНе то ивы не то виноградНад головой курлычут журавлиКричат павлины смерти в парках ПетергофаХорошо что ЯрославнаТихой иволгой плачет на сырых палисадахНа обветшалых безмраморных стенахПо берегам белых озерНа морях острова полные звуков музыкиВсе оркестры мира передают в эфиреУвертюры марши и солдатские песниНе хочу слушать скрежет режущих инструментовТолько одну песнь запойте: однуПеснь Чингисхана и его армадыПеснь наступающей конницы песнь клинковрассекающихЧернобыльские дубы и энгадинские кедры

Перевел Андрей Базилевский

Адам Загаевский

СТИХИ О ПОЛЬШЕ

Читаю стихи чужеземных поэтово Польше. Ведь есть у немцев и русскихкроме винтовок также чернила,перья, немного сердца и многовоображенья. В их стихах Польшапохожа на дерзкого единорога,кормящегося шерстью гобеленов,она прекрасна, слаба, безрассудна.Не знаю, каков механизм иллюзий,но и меня, читателя трезвого, восхищаетсказочная беззащитная страна, которуюрастерзывают черные орлы, голодныемонархи, Третий рейх и Третий Рим.