Шняга
Шрифт:
Вася продолжал:
– Жеребёнков сам разнёс по всему зданию подарки, заражённые жучками. А распылённый ядбураго, попав в вентиляцию, проник даже в те помещения, куда Жеребёнков не заходил. Воздух в Центре Управления Полётами стал снотворным. Уснули все – операторы, связисты, баллистики, медики… Даже охрана уснула. А на орбите в это время работал международный экипаж.
В зале стало совсем темно, сквозь мрак стали проступать блестящие точки, складываясь в знакомый рисунок созвездий. Постепенно между ними в чёрной глубине раскрылись другие, обычно невидимые скопления
– Меня тошнит, – глухо сказала Люся.
– Ну погоди, интересно же, – укоризненно забубнил в ответ Славка-матрос.
Из открытой двери в зал проник свет, в проёме темнели силуэты неприкаянных пильщиков.
– Ребята, ну-ка, давайте или туда, или сюда! – заворчала на них старуха Иванникова, – нечего тут отсвечивать!
Пильщики вошли, проём закрылся, снова стало темно и звёздно.
– Вась, ну чего? – крикнул Славка-матрос, – давай, крути дальше!
Селиванов негромко откашлялся и снова заговорил:
– Связь экипажа с Землёй прервалась. На орбитальной станции находились два наших космонавта – Востоков и Восходов. Третий космонавт был французским. Его звали…
Селиванов замешкался, и публика начала вполголоса подсказывать:
– Жан?
– Поль!
– Наполеон!
– Нет-нет… сейчас… как его…
По стенам зала, наслаиваясь друг на друга, поплыли изображения разноцветно светящихся новогодних ёлок, праздничных столов с салатами и закусками, возник почему-то Люсин магазин и винная полка, украшенная провисшей мохнатой гирляндой.
– Фамилия его была Оливье, – уверенно заявил Вася.
Люся недоверчиво фыркнула и решила съязвить:
– А имя – Жюльен!
– Да, – спокойно сказал Вася, – так его и звали – Жюльен Оливье.
– Чего-то мы про такого космонавта не слыхали, – подал голос Егоров.
– Вась, – перебил его Корбут, – а к чему вот это вот всё сейчас было – ёлки-палки-новый год?
– К тому, что космонавты должны были приземлиться в конце декабря. А праздновать новый год они собирались дома с семьями. Наши тут, а Жюльен у себя во Франции. Время шло, космонавты летали один виток за другим, ждали команды из Центра Управления Полётами, но Центр молчал.
Прошли сутки, потом другие. Связь так и не восстановилась, и космонавты решили приземляться самостоятельно. Траекторию просчитали, пролетели ещё виток, чтоб собраться с духом и пошли на снижение.
Из-за алебастровой Венеры поднялся огромный синий полукруг, покрытый белыми облачными разводами и зелёными пятнами островов. Полыхнул в крошечном море солнечный блик, скользнул вверх, зацепив извилистое речное русло. Зелёный остров стал стремительно приближаться, вырастая до континентальных размеров.
– Меня тошнит, – упрямо повторила Люся.
– Вася, давай короче! – крикнул Славка-матрос, – сели они, или как?
– Нормально они сели, – заверил Вася. – Спускаемый аппарат
На стенах зала возникли ели, тёмные наверху, а снизу освещённые пляшущим тёплым светом. Потянуло дымом. Позади статуи Венеры замелькали языки пламени, в небо и в зал полетели искры. Три человека подтаскивали к костру сухие стволы и хворост, рубили сучья и бросали их в огонь.
Справа от них, на длинной ровной проплешине с тонкими деревцами, растущими вкривь и вкось, лежал округлый предмет, похожий на завалившийся на бок огромный бидон с раскрытой крышкой. В мигающем свете костра предмет казался то ржавым, то угольно-чёрным. Рядом с ним протянулось на снегу большое красно-белое полотнище, вздыбленное двумя-тремя поломанными ёлками.
– Вон он! – громким шёпотом вскрикнул кто-то из пацанов.
– Это чего, спускаемый аппарат?
– Да!
– Тихо вы!
Костёр сильно разгорелся, пламя взметнулось, ярко осветив людей и всю поляну. Вдруг справа что-то затрещало, будто рушился деревянный дом. Все обернулись. Там, где раньше лежал на снегу огромный бидон с откинутой крышкой, теперь зияла чёрная дыра. Из дыры виднелся край парашюта, похожий на красно-белый полосатый хвост. Под землёй что-то глухо стукнуло, зашипело, и парашют соскользнул внутрь. Из ямы взметнулось облако пара и пыли.
Загряжцы ахнули.
Изображение исчезло, в зале стало светлее. Поэт Селиванов, зажмурив глаза, стоял возле Венеры и держался одной рукой за цоколь.
– Кто-нибудь, воды принесите! – Крикнула Наталья Ивановна и бросилась к Селиванову. Тот медленно сел на пол, покорно подставил лоб под незнакомую маленькую ладонь и подал руку запястьем кверху.
– Ему бы не воды, а чего покрепче, – усмехнувшись, сказал Митя Корбут, – а то он первый день как приземлился, не оклемался ещё.
– Помолчите, а? – брезгливо сказала Наталья Ивановна и снова стала считать Васин пульс.
Таисия принесла кружку с квасом и поставила на пол.
– Всё, на сегодня хватит! – обернувшись ко всем собравшимся, объявил Корбут, и загряжцы, вполголоса обсуждая удивительное представление, потянулись к дверям, одни влево, другие вправо.
К Наталье Ивановне подошёл Шевлягин.
– А я вас узнал! – Игриво сказал он, – Это же вы мне в больнице уколы делали? Я в вашем отделении лежал.
– Да-да, припоминаю, – женщина безразлично посмотрела на него, – седьмая палата, пневмония… левосторонняя, кажется?