Шняга
Шрифт:
Ираида величаво кивнула.
– Давай пару батонов, - сказала она, - чтоб каждый день не ходить.
* * *
Вечером в центральный зал Шняги первыми пришли Загряжские дети и уселись поближе к статуе и к поэту Селиванову, вдумчиво доедающему голубцы. Пришла Таисия Корбут, принесла своим пацанам покрывало с дивана, чтобы те не сидели на голом полу. Явилась бригада пильщиков с семечками и пивом. Старуха Иванникова принесла из собственного отсека венский стул и водрузилась на него, важно сложив руки под животом. Оглядев
Славка-матрос устроился в центре зала полулёжа, Люся села рядом с ним, красиво уложив ноги и аккуратно прикрыв юбкой колени. Егоров и Анна Васильевна принесли раскладные рыболовные стулья и сели позади пильщиков. Последним пришёл Шевлягин и встал у стены отдельно от всех.
– Ну чего, Васёк, письма твои восстановились?
– громко спросил Славка.
– Восстановились, - без особой радости доложил поэт, - только они не мои.
– Здорово-поживай! А чьи же они?
– Не знаю, - честно признался Селиванов.
– А про что пишут-то? – крикнул кто-то из пильщиков.
Селиванов достал из конверта несколько фотографий, разложил их перед собой на полу, как гадальные карты и печально вздохнул.
– Про космонавтов…
На стенах возникли портреты трёх бритых наголо мужчин в серых робах, каждый – в фас и в профиль на фоне вертикальной линейки.
Один - круглолицый, курносый, с наглым водянистым взглядом.
Другой - испуганный, кадыкастый, болезненно-тощий.
Третий - смуглый, носатый, с недобрыми, глубоко посаженными глазами.
В зале возникло неловкое молчание, даже пильщики перестали трещать семечками. Наконец, тишину нарушила Люся:
– Ну и кто из них француз?
– спросила она.
– Да, похоже, что никто, - ответил Егоров. – Это какая-то шпана уголовная. Славка, ты как думаешь?
– А чего сразу «Славка»? – возмутилась Люся, - как про уголовку, так сразу Славка!
– Так у матроса опыта побольше, чем у нас, он знает!
– резонно заметил кто-то. Послышался смех, Люся порывисто обернулась, чтобы разглядеть остряка. Славка тоже обернулся.
Селиванов, наконец, собрался с мыслями и продолжил:
– Вот этот мордатый, - он показал на фото слева, – Бармацкий, осужден за разбой, статья 162, часть первая. Тот, что в центре, мелкий - это Малеев, статья 161, часть третья – грабеж. А вот этот, чернявый, – Бабаев, статья 162, часть вторая – разбойное нападение с применением холодного оружия.
Эти трое совершили побег из исправительной колонии. Их преследовала караульная группа с кинологом и собакой, но в ту ночь была сильная метель и собака потеряла след.
Четверо суток Бармацкий, Малеев и Бабаев продвигались к железной дороге, спали под еловым валежником. Питались сначала сухарями
Увидев за деревьями костёр, они подумали, что там стоянка охотников. Отправили Малеева посмотреть, что и как. Малеев сбегал, вернулся и рассказал, что видел на поляне трёх мужиков, но при них ни ружей, ни лыж, ни собак. Экипировка у всех троих одинаковая, и, по всему видно, что добротная и дорогая. Штаны, куртки, шапки – всё яркое, как у спортсменов. Вооружены чем-то вроде обрезов.
У зеков созрел план: избавиться от лагерных шмоток и продолжить свой путь в другой одежде – так и теплее и безопасней. Поэтому решено было взять у «спортсменов» экипировку аккуратно, без лишних дыр и подозрительных пятен. Договорились напасть по условному сигналу, подошли к поляне и затаились.
В зале снова послышался треск горящих сучьев, на алебастровом теле Венеры, на лицах загряжцев и на стволах елей замелькали отблески пламени. Космонавты сидели у костра и о чём-то спорили. Время от времени они устало замолкали и смотрели в огонь, а потом кто-нибудь снова задавал вопрос и разговор продолжался.
– Слева Востоков, командир корабля, – пояснил Селиванов, указывая на почти одинаковые фигуры в оранжевых комбинезонах и куртках.
– Тот, что ближе к нам, это Восходов, бортинженер. А справа Оливье, космонавт-исследователь.
Где-то рядом заскрипело дерево, и тут же из темноты выступил бледный, изможденный человек в тонком свитере с высоко засученным левым рукавом и в ватных штанах.
– Мужики, не стреляйте, – заныл он, держась рукой за плечо, – мужики, я руку сломал, не стреляйте…
Космонавты поднялись.
– Ты кто такой? – спросил Командир.
Тут же за спиной у него мелькнула тень, тёмная рука обхватила шею, и под челюсть ткнулось что-то блестящее.
– Спокойно, спортсмен, – сквозь зубы сказал Бармацкий, и громко скомандовал остальным:
– Стволы на снег! Пять шагов назад!
Малеев шустро собрал оружие, кинул один пистолет Бабаеву, возникшему возле француза, другой отдал Бармацкому.
– Одежду снять, всё на снег! На снег всё! – надрывно кричал Малеев и, по обезьяньи пригнувшись, метался по поляне.
– Мы выполняем задание, нас уже ищут… – с сильным акцентом сказал Оливье.
– Молчи, спортсмен, – прервал его Бабаев, – вот сюда всё клади.
Он вынул из кучи заготовленных дров крепкий прямой обрубок, слегка подкинул его и коротко, сильно ударил француза по голове. Тот упал в снег.
Звуки стали наслаиваться друг на друга, что-то звенело, то приближаясь, то удаляясь, вновь заскрипело старое дерево и стало тихо. С тёмного неба медленно опускались белые хлопья. Между стволами елей бесшумно пролетела сова. На поляне, возле разорённого, остывшего кострища лежали на истоптанном снегу три человека. Вокруг темнели раскиданные вещи: телогрейки, ватные штаны и шапки-ушанки.