Шок от падения
Шрифт:
— Конечно, можно. Легко. Ты записан в какой-нибудь клинике?
Я покачал головой и отвернулся. Мне не хотелось врать вслух, она могла догадаться.
— Не беда, — сказала она. — Рядом с железнодорожной станцией есть стоматологическая неотложка. Можем заскочить туда. Знаешь, Мэтт, полицейский, который тебя привез, так переживал, что ты расшибся в его дежурство, что хотел сам тебя отвести к врачу.
— А чего тогда не отвел?
У меня получилось грубо. Я не хотел, просто так вышло. Я не умею долго разговаривать.
Возможно, Клэр-или-Энна тоже потела, разговаривая со мной.
— Ну, как… Нельзя же… Ты был совершенно дезориентирован, тебе надо было сначала оказать помощь. Но он хотел удостовериться, что мы отведем тебя к зубному, как только сможем. И слушай, иди одевайся, а я постараюсь поскорее со всем тут управиться.
Я стоял над раковиной, глядя на себя в зеркало.
Я засунул палец под язык и выковырял беловатый ком таблеток, отчего меня едва не вырвало. Затем смыл улику в водопровод.
Утро обещало быть солнечным. Тонкие занавески в моей палате немного не доставали до подоконника. Я держал пепельницу на подоконнике. Нам не разрешали курить в палатах, но я все равно курил, и они не очень придирались. Я выменял пепельницу у другого пациента в обмен на пару пакетов фруктового сока. Она была сделана из тяжелого хрусталя, раньше такие стояли в пабах, и отбрасывала на мою кровать радужный отсвет.
Я снял халат и голый лег на кровать, чтобы радуга оказалась на моей коже. Бессонная ночь давала о себе знать. Я плыл в цветах, размышляя о том, как они прекрасны, когда услышал что-то вроде рычания.
— Привет, кто там? — Рычание повторилось. Оно доносилось из-под кровати. — Кто там? Перестань. Ответь мне.
Когда под кроватью прыснули от смеха, я уже знал, кто это. Я не стал подниматься, просто перегнулся через край и медленно приподнял свисающую простыню. Смех превратился в вопль восторга.
— Я знал, что это ты.
Его лицо было разрисовано оранжевыми и черными полосками, на кончике носа — черное пятно с линиями усиков.
— Я тигр, — с радостной ухмылкой заявил он. — Похож я на тигра?
— Самый лучший тигр из всех, что я видел, — улыбнулся я.
Он снова зарычал. Потом лег на живот и стал извиваться:
— Я похож на тигра, но ползаю, как змея.
Ему всегда было трудно выговаривать букву З, и большая часть занятий по развитию речи посвящалась этой букве. Он отлично справился с «ползаю как змея», и я знал, что ему приятно будет это услышать.
— Очень хорошо, — сказал я. — У тебя хорошо получается, Саймон.
Он просиял от счастья, а потом прыгнул на меня и обхватил руками за шею. Я не стал сопротивляться и повалился под его весом. Было так приятно обнимать его, я с трудом дышал.
Его физиономия сморщилась.
— А что ты делал у раковины, Мэтью?
— Ты за мной следил?
Он старательно
— Я тебя видел, я тебя видел!
— Тогда ты сам знаешь, что я делал.
Теперь он наклонился над раковиной, пристально глядя в сливное отверстие. Он мог перенестись куда угодно в мгновение ока, мог перемещаться во времени.
— Зачем ты выплюнул лекарство? Ты хочешь болеть?
— А ты хочешь, чтобы мы играли вместе?
Он посмотрел на меня. Я никогда не видел его таким серьезным.
— Всегда, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты играл со мною всегда.
Его серьезность немного испугала меня. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок, и укрылся одеялом.
— Мне восемь, — сказал он из ниоткуда. Он считал по пальцам в воздухе. Высунув язык от напряжения, он загнул два. — Значит, тебе шесть.
— Нет, мне уже не шесть.
Саймон стоял, глядя в недоумении на свои пальцы. Мне стало стыдно, что я теперь старший, что оставил его позади, и я не знал что сказать. Потом мне в голову пришла одна мысль. Я залез в ящик тумбочки у кровати, вытащил свой бумажник и аккуратно достал оттуда фотографию.
— Смотри, — сказал я. — Помнишь?
Саймон уселся на кровать рядом со мной, его носки не доставали до пола. Он задрыгал ногами от возбуждения. — В зоопарке! В зоопарке!
— Точно. Видишь? Я тоже тигр.
Когда мне исполнилось шесть лет, мы пошли отпраздновать это событие в бристольский зоопарк, и там нам раскрасили лица под тигров. Бабушка Ну сфотографировала нас щекой к щеке, и мы оба рычали в камеру. Она хранила этот снимок в своей сумочке много лет, но когда я однажды сказал, что это моя любимая фотография, она отдала ее мне. Я стал отказываться, но спорить с ней бесполезно.
— В бумажнике у меня лежало еще кое-что, но я не хотел ему показывать, чтобы не обнадеживать раньше времени. Это был сложенный листок бумаги, засунутый за платежную карту. Ресепшионистка в отделении распечатала мне его из Интернета пару дней назад. Симпатичная тетка, она постоянно жевала жвачку и болтала с уборщицами о своей дочери, о том, что она заканчивает последний класс музыкальной школы, а еще занимается чечеткой, и там ее тоже очень хвалят.
Я дожидался паузы в их разговоре, но ее не последовало. Даже не переведя дыхания, она повернулась ко мне и спросила:
— Ты хочешь что-то спросить, дорогуша?
— Мне нужно узнать адрес, — сказал я. — Можете посмотреть на своем компьютере?
— Угу.
— Э-э… Это база отдыха. Кемпинг. Я точно не помню, где он расположен. Кажется…
— Как он называется, дорогуша?
— Прошу прощения. Конечно. Он называется «Оушн Коув». Вернее, раньше так назывался… Думаю…
Ее длинные красные ногти уже барабанили по клавишам с пулеметной быстротой.
— «Оушн Коув» — кемпинг в Портленде, Дорсет. Это тот?