Шоколадная лихорадка

Перепелица Олеся

– Рациональный поступок, которого и ждут "Люди Моро".

Фраза была сказана так сухо и равнодушно, что Уно дернулся как от пощечины. В его голове не укладывалось, как можно желать смерти матери?! Ради чего? Ради прихоти глупой организации?!

Женщина ступила на нижнюю ступеньку, и тут же раздался щелчок, а затем дребезжание, как от быстро накручивающейся лески. Уно захотел крикнуть, но было слишком поздно: железный навес над крыльцом резко рухнул. С грохотом вся конструкция обвалилась, погребая под завалом мать Лонни. Пыль поднялась столбом, так что ничего нельзя было рассмотреть, а от вибрации земля под ногами заходила ходуном.

Не раздумывая, под радостный вскрик очкарика, Уно понесся к дому.

Кашляя и прикрывая рукой лицо, мальчик вслепую попытался добраться до заживо погребенной женщины. Ладонь натыкалась на острые углы, но сквозь ткань Уно не мог понять, что нащупал. Чихнув, он скинул перчатки и вновь зашарил перед собой. Глаза слезились от пыли, а рукой мальчик ощущал лишь холодный металл. Чуть не споткнувшись и порезав ладонь обо что-то острое, он вдруг нащупал мягкие волосы.

Пыль потихоньку осела, и Уно смог разглядеть, что женщину накрыло куском железного навеса - ярко-алая кровь покрывала все. В исступлении посмотрел на ладонь, мальчик понял, что она красная не только от его крови.

Не жалея сил, мальчик схватился за часть обрушившейся конструкции, и потянул на себя. Она была очень тяжелой, и Уно чуть не прикусил язык от напряжения, когда наконец она поддалась, но тут резкий толчок в плечо сбил мальчика. Руки дрогнули, и железка рухнула обратно.

– Куда ты лезешь?!
– зло прошипел очкарик, во взгляде которого не осталось ничего человеческого.
– Сам провалился и меня за собой тянешь?!

Красная пелена появилась перед глазами Уно, и он, не раздумывая, заехал Лонни в нос. Щуплый мальчик со вскриком, схватившись за лицо, упал на землю.

– Больно?! А знаешь, как больно ей?!

Мальчик вновь подхватил кусок железной крыши, но в этот раз адреналин помог, и она поддалась быстро. Показалось залитое алым, бледное лицо матери очкарика. Прямо в середине лба виднелась кровавая гематома, а глаза женщины были плотно закрыты. Упав на колени, Уно руками попытался зажать рану и не в себе закричал:

– Помогите! Вызовите врача! Срочно!

Он не знал, есть ли рядом люди и услышал ли кто его крик, он не мог оторвать взгляда от белоснежного лица, а из глаз помимо воли потекли слезы. Будто не чужой человек умирал у него на руках, а самый близкий на свете. Подскочив, Уно стал освобождать тело, раскидывая все железки. Он оцарапывал кожу, но не чувствовал боли и даже усталости. Только разгребал завалы, мысленно крича непонятно кому: "Помоги!".

Слезы застилали глаза, но мальчик уже не раздумывал, почему ему так больно и страшно. Он просто знал, что это правильно - это истинные и единственно верные чувства, а не та пустышка, что подсовывали люди А.

Освободив тело, Уно схватил одну из перчаток и зажал, хлещущую кровью рану, положив голову женщины себе на колени. С губ срывалось тихое: "Не умирай", а слезы все не хотели останавливаться.

– Это не твое дело!
– несся издалека крик Лонни.

Но мальчик лишь замотал головой, не отпуская рук: раньше он тоже думал, что смерть Юки - не его дело, но лишь теперь понял, что не может быть чужих дел, когда речь идет о смерти. Ему было плевать, что подумают окружающие и как окончательно разочаруются люди А. Он будет только рад, если они разочаруются - если такая у них "мораль", то он знать их не хочет! Смерть - это страшно. Теперь он знал, почему нужно плакать, когда умирает кто-то из близких. Наверное, только взрослые могли это

понять, вот Уно больше и не чувствовал себя ребенком. Детство кончилось.

Зашумели люди, кто-то оттащил мальчика от тела, а он, вытирая слезы грязным рукавом, то ли шептал, то ли кричал: "Помогите... Спасите ее!". Ничто не могло заставить мальчика отвести взгляд от лица женщины.

Рядом бегал Лонни, кидая озлобленные взгляды, на замершего Уно и что-то бормоча. Наконец, женщину унесли, и толпа стала расходиться. Ничего не понимая, мальчик отошел подальше и упал на щебенку. С ужасом смотря на измазанные в крови руки, он отчетливо чувствовал, как внутри нарастает ненависть. Ненависть к людям А, которые превратили людей в монстров. Из-за которых умерла Юки, Сара и, возможно, еще мать очкарика. Да еще тысячи людей во всей Таксонии! Они превратили людей в убийц! Ради их желания все убивали! Они создали эту систему... и они должны были поплатиться.

Встав, Уно решительно направился к дому. Он отомстит за всех, но прежде, он должен совершить свой первый взрослый поступок.

Маму не пришлось долго ждать: уставшая и осунувшаяся она зашла в дом и удивленно посмотрела на измазанного в крови и пыли сына

– Что случилось?! Ты ранен?!

– Я в порядке... Мам, прости меня, - губы мальчика задрожали, но он продолжил говорить.
– Прости, что радовался смерти отца. Что не следил за Сарой, когда ты просила! Прости, что она умерла...

– Сынок, тебе не за что извинятся, - ошарашенно прошептала мать, но на ее глазах блеснули слезы.

– Прости, - тихо сказал мальчик и подбежав к ней, крепко обнял. От костюма пахло химическими жидкостями, но этот запах был самым родным на свете.
– Прости. Я был плохим...

– Ты самый лучший.

Теплая ладонь взлохматила волосы мальчишки, и он прижался еще крепче, стараясь вобрать в себя каждую крупинку тепла. Уно боялся, что больше не ощутит его, но знал, что должен действовать. Больше он не может отсиживаться и молчать - неправильно молчать, когда на кону жизни и столько боли. Даже, если эту боль осознает лишь он.

– Мне нужно идти.

– Куда?
– удивленно спросила мама, отстраняясь.

В ее взгляде сквозил страх, будто она знала, на что решился ее сын. Хотя она всегда все знала, да и уже видела этот отчаянный взгляд: отец Уно смотрел также прежде, чем исчезнуть.

– Мне нужно уйти. Это очень важно. Все будет хорошо, я обещаю.

– Твой отец сказал тоже самое, - тихо заметила мать.
– Не делай глупости.

– Больше никаких глупостей, - серьезно сказал мальчик.
– Ты же хотела, чтобы я стал ответственным!

– Уно, я тебя не пущу! Слышишь?! Оставайся дома и не смей никуда выходить!

Наверное, это должно было прозвучать грозно, но вместо этого в голосе слышалось отчаяние. Ведь кому как не ей знать, что сын весь пошел в упрямца отца, которого нельзя было переубедить.

– Я уже немаленький, и это мое решение.

Рывком прижавшись к матери, а затем также резко отстранившись, Уно опрометью кинулся из дома, не оглядываясь. Он не хотел видеть отчаяние, но не мог поступить иначе.

Остановившись на крыльце, мальчик полной грудью вдохнул отвратительные выбросы и посмотрел, как лучи заходящего солнца играют на крышах разноцветных домов. Он еще не знал, как проберется в город А, но уже прощался с опостылевшим и прогнившим миром людей Б - возможно, он не вернется из-за стены, но это было не таким уж важным.