Шоколадная принцесса
Шрифт:
— Надо было прийти. Собиралась прийти. Могла бы прийти. Не пришла.
— Мне очень, очень жаль.
Гейбл ничего не сказал и продолжал сидеть лицом к окну. Через несколько секунд молчания я услышала, как он хлюпает носом.
Я подошла к нему. По его обезображенному лицу текли слезы.
— Я так плохо обращался с тобой, — простонал он. — Я говорил о тебе ужасные вещи. И пытался тебя…
— Все забыто, — солгала я. Я никогда не забуду того, что Гейблу почти удалось сделать, но он и так был
— И ты меня любила! Как ты на меня смотрела. Никто больше на меня не будет так смотреть.
Я его не любила, но сейчас было бы жестоко и некстати об этом говорить.
— И ты была моим единственным другом. Никто больше для меня ничего не значил. Мне очень стыдно. Ты можешь меня простить, Аня?
Его было действительно жалко. Я решила, что в самом деле могу его простить, и так ему и сказала.
— Мне будут нужны друзья, когда я вернусь в Школу Святой. Троицы. Мы можем быть друзьями?
— Да, конечно.
Он протянул ко мне свою здоровую руку, и я пожала ее. Он потянул меня к себе, и это движение было настолько неожиданно, что я споткнулась и налетела на него. И тогда он поцеловал меня в губы.
— Гейбл, нет!
Я вскочила и оттолкнула его кресло с такой силой, что его задние ручки с грохотом ударились о подоконник.
— Что? Я думал, мы снова будем друзьями.
— Я не целуюсь с друзьями.
— Но ты сама наклонилась ко мне! — пробормотал он.
— Ты с ума сошел? Я упала!
Я повернулась, чтобы уйти, но он с удивительной силой и скоростью двинулся на меня на своей коляске, и я упала на кровать. И тут в комнату вбежал Вин и оттолкнул кресло Гейбла от меня.
— Отвали от нее! — закричал он и занес кулак.
— Нет! Не бей его! — сказала я.
Вин опустил руку.
— Кто это, черт возьми? — спросил Гейбл.
— Мой друг, — ответила я.
— Могу побиться об заклад, что это друг из таких, с которыми ты целуешься. Да, теперь мне все стало ясно. Как зовут твоего друга? Он кажется мне знакомым.
Мы с Вином переглянулись.
— Меня зовут Вин, но ты можешь думать обо мне как о друге Анни, который не любит, когда мужчины применяют силу к женщинам.
И мы ушли.
Я не говорила Вину ни слова, пока мы не дошли до поезда.
— Тебе не надо было врываться туда.
Он пожал плечами.
— У меня все было под контролем, — уверила я его.
— Я знаю это, милая. Ты самая смелая девчонка, что я когда-либо знал.
— Милая? Откуда это?
— Не знаю, просто захотелось тебя так назвать. Тебя смущает?
Я обдумала его вопрос.
— Ну, звучит по-девчачьи, но нет, думаю, нет. — Я положила голову ему на плечо. — Ты ждал у двери все время?
— Да.
— Гейбл узнает, кто ты, а когда узнает он, узнают и все вокруг.
— Может быть, все
— С какой стати?
— Ну… шантажировать нас или что-то вроде того?
— Может быть.
Но я знала, что шантаж не в стиле Гейбла Арсли. Шантаж требовал планирования и терпения, а Гейбл был импульсивен до мозга костей.
Когда мы сошли с поезда в Нью-Йорке, нас немедленно окружили папарацци.
— Эй, детки! Посмотрите сюда! Улыбочку!
— Думаю, что Гейбл все рассчитал, — шепнул мне Вин.
— Аня, это твой парень?
— Он мой школьный друг! — закричала я. — Мы работаем в паре над лабораторными исследованиями.
— Ну да, конечно.
На следующее утро все газеты пестрели фотографиями. Они подловили, как мы целовались, сходя с поезда. Заголовки гласили: «Несчастные влюбленные? Принцесса мафии и сын помощника окружного прокурора встретили в городе свою любовь».
Вин позвонил мне после полудня.
— Ты звонишь, чтобы сообщить, что мы должны расстаться? — спросила я.
— Нет, — ответил он удивленно. — Папа хочет, чтобы ты приехала вечером к нам на ужин.
— Он злился?
— Он никогда не просил меня не встречаться с тобой. Он просил тебя, помнишь?
— Так, значит, ты считаешь, что он зол на меня? Думаю, мне не стоит приходить, спасибо.
— Ты испугалась? На тебя не похоже.
Я спросила его, во сколько мне надо быть.
— В семь. Я зайду за тобой, если ты не возражаешь против еще одной фотосессии, — пошутил он.
— Почему ты говоришь так, словно очень рад?
— Ну, я немного рад, что люди знают, что ты моя девушка.
— Что мне надеть? — угрюмо спросила я.
— Я неравнодушен к твоему красному платью.
Я надела свое верное красное платье и поехала на автобусе к дому Вина. Их квартира была гораздо лучше той, которую мог позволить себе помощник окружного прокурора (или сам окружной прокурор). Либо мать Вина заработала огромные деньги на сельском хозяйстве (вполне возможно), либо это были деньги семьи.
Я даже не успела позвонить, как Чарльз Делакруа открыл дверь. Видимо, он меня ждал. Казалось, в своей квартире он стал гораздо меньше ростом, чем был в тот день в «Свободе» и на борту парома, словно обладал способностью быть выше или ниже в зависимости от ситуации.
— Выглядишь хорошо, Аня, гораздо лучше, чем во время нашей последней встречи.
— Да, я чувствую себя неплохо, — сказала я.
— Вин с моей женой добывают какой-то жизненно важный ингредиент для обеда. Почему бы нам не пройти в мой кабинет и не скоротать время за разговором?