Шоколадная принцесса

Зевин Габриэль

Он проигнорировал мою попытку пошутить.

— Итак, когда я наконец узнал, что ты тут — и на это ушло время, так как я старался изо всех сил не

вспоминать о тебе, — пришлось задуматься о том, в чем еще ты соврала.

— Ни в чем, — сказала я, пытаясь не плакать. — Все остальное — правда.

— Но мы только что выяснили, что ты лгунья, так как же я могу верить тому, что ты скажешь?

— Не можешь.

— Ты сказала, что влюбилась в другого. Это ложь?

Я не ответила.

— Это была ложь?

— Правда… По правде, все равно, ложь это была или нет. Если это ложь, значит, мне нужно, чтобы она была правдой. Вин, пожалуйста, не питай ко мне ненависти.

— Я хотел бы тебя ненавидеть, — сказал он. — Я бы очень хотел не приходить сюда.

— Я тоже. Ты не должен был приходить.

А

потом я перегнулась через стол, сгребла его за волосы — за то, что от них осталось, — и крепко поцеловала в губы.

И в этот момент я стала человеком без происхождения, как и он. У нас не было отцов, матерей, сестер, братьев, бабушек и дедушек, дядей или двоюродных братьев, которые бы нам напомнили, что мы должны — или были должны. «Обязательства», «последствия», «завтрашний день» — эти слова исчезли, или я забыла их значение.

Все, о чем я могла думать, — это Вин и то, как я его люблю.

— Никаких поцелуев! — закричал надзиратель, который только что заступил на службу.

Я отпрянула, и Аня Баланчина воскресла во мне.

— Я не должна была так поступать, — сказала я.

И сразу же поцеловала его снова.

Боже, прости меня за это и за все, что я сделала.